Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

128 БОРИС СЕГАЛ
СИНДРОМ ХАМА 129
Хочу снова обратиться к воспоминаниям Волкова-Муромцева,
изданным солженицынской библиотекой. Он рассказывает,
что в его уезде да и во всей губернии, где он вырос, преступность
была почти неизвестна: не было убийств, не было
изнасилований, грабежей. За всю его жизнь у них был лишь
один случай насильственной смерти и один случай воровства:
как-то мужики напились пьяные и решили по дороге напиться
воды, они легли на землю, чтобы достать до лужи, и один в
шутку стал толкать другого, а поскольку этот другой был
мертвецки пьян, то он ткнулся физиономией в лужу и захлебнулся.
Еще раз один из мужиков, опять же пьяный, пытался
увести к себе помещичьего быка. Это была совершенно нелепая
затея, потому что быка тут же обнаружили. Мужик был
страшно смущен, его отправили в тюрьму, и из тюрьмы он
вернулся к тому же самому помещику и попросил работу,
чтобы как-то искупить вину. Вот это и были два "преступления",
которые за все годы помнил Волков-Муромцев. И весь
порядок в таком провинциальном уезде "полицейской России"
поддерживался одним-единственным урядником. Эта
стабильность была разрушена урбанизацией и массовой миграцией
населения в города.
К чему привела потеря социального контроля, я хотел бы
проиллюстрировать на примере преступности цветного населения.
Известно, что негры, которые жили после освобождения
на Юге, отличались удивительно хорошим, пристойным поведением.
И до сих пор, кто бывает в южных штатах и заезжает
в негритянские поселки, свидетельствует, что это в общем
дружелюбные, тихие, религиозные люди. Но как часто мы видим
совершенно других, одичавших представителей этого же
населения в больших городах — в джунглях Нью-Йорка, Чикаго,
Лос-Анджелеса, Детройта... На этот счет американской публике
преподносится множество разных объяснений, но, думаю,
что в большинстве своем они несостоятельны, ибо продиктованы
лицемерным желанием показать, что вина лежит
на так называемом "обществе", в частности, на белом населении,
которое якобы не представляет цветным равных прав.
Истоки создавшейся ситуации надо искать в печальном опыте
рабства, за которое мы все (включая даже недавно прибыв-
ших в США еврейских эмигрантов) несем прямую ответственность.
Иначе говоря, белая раса виновата перед черной расой,
— своего рода расистская теория навыворот. Если идти по этому
пути, то следует сказать, что все христиане виноваты до
сих пор перед евреями, татары перед русскими, японцы перед
американцами и т.д. Но что же произошло с черным населением?
Живя на юге в услових хорошо структурированного окружения
и контроля общины над индивидуумом, родители
этих же негров неукоснительно соблюдали нормы, предписанные
обществом, религией и традицией. Когда же в процессе
индустриализации и массовой миграции черные двинулись на
север и оказались в больших городах, ситуация полностью изменилась.
Никто и ничто более не контролировал индивидуум:
ни соседи, ни община, ни церковь, ни семья. В результате
и прозошло то, что мы сейчас видим, — человек оказался полностью
лишен сдерживающих его норм.
Что ему, собственно, мешает совершать антисоциальные акты?
Разве лишь страх перед полицией? Но это далеко недостаточно
для пристойного поведения. Социальное поведение остается
в определенных рамках не только тогда, когда преступность
наказывается судом, но и когда такое поведение тормозится
тем, что мы называем этическими нормами. А что в
сущности представляют собой этические нормы? Как я уже
говорил, это интернализированные принципы, т. е. усвоенные
индивидуумом с самого раннего детства. Когда такие принципы
не развиваются или исчезают, индивид оказывается рабом
своих инстинктов. Он становится циничным и грубым хамом.
Он ворует, грабит, насилует... Утратив чувство единства с Богом
и природой, с обществом и человечеством, он испытывает
ужас одиночества, тоску и страх смерти. Спасаясь от страха
смерти, он обращается к алкоголю и наркотикам или пробует
забыться в разврате, или создает себе новые кумиры: деньги,
успех, долголетие. Таков человек в критическую эпоху, предшествующую
распаду цивилизации.
Я не хотел бы закончить на столь пессимистической ноте. В
прошлом закату одной культуры следовало возрождение новой,
нередко более совершенной и могучей. Будем надеяться,
что это же произойдет в наступающем третьем тысячелетии нашей
эры.