Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

178 ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ
ЧЕРЕПАНОВ 179
скольких левых эсеров. Во главе последних стоял некий Черепанов,
игравший в террористической группе важную роль:
впоследствии он показал на допросе, что подготовка взрыва,
выработка плана и руководство были возложены на него. (В
самом метании бомбы он, однако, не принимал участия по
постановлению "штаба", хотя и находился поблизости от того
места, где произошел взрыв).
Естественно, что в своих статьях М.А.Алданов уделяет немало
места личности Черепанова. Со вдумчивостью и тщательностью,
присущими всем его работам подобного рода, М.А.Алдановым
использован обильный печатный материал: "Красная
книга ВЧК", содержащая очень подробное изложение событий
и показания обвиняемых, ряд статей и заметок в советских
газетах того времени и т.д. Не ограничившись этими данными,
М.А. Алданов лично опрашивал многих лиц, которые
могли и должны были знать Черепанова (нужно думать, что
этими лицами были члены эсеровской партии, к которой он
принадлежал). Тем не менее, собранные сведения оказались
невелики по объему: М.А.Алданов прямо говорит, что о Черепанове
знает "очень мало". Ему удалось только выяснить, что
это был "образованный человек": окончил юридический факультет
и даже был оставлен при университете — не то по кафедре
уголовного права, не то по кафедре уголовного процесса;
что революция застала его молодым и "очень его увлекла";
что в 1917 г. он стал членом эсеровской партии, а затем
"все левел: из с.-ров стал левым с.-ром, потом главой левого
крыла левых с.-ров". К этому надо прибавить, что, как мы видели,
он потом еще полевел: примкнул (хотя бы тактически)
к одной из анархических групп.
Эти весьма ограниченные данные заключают в себе то неприятное
свойство, что, отмечая быстрые этапы эволюции, проделанной
Черепановым, в то же время не содержат в себе ничего,
чем можно было бы эту эволюцию объяснить. Мы видим,
что человек, которому предстояло стать профессором университета,
вдруг, очертя голову, бросается в революцию и в безостановочном
скольжении налево стремительно доходит до
прямого сотрудничества с ее самыми темными элементами.
Скольжения вправо обычно нас не смущают: мы их легко
объясняем корыстью. Скольжения влево привыкли мы объяснять
побуждениями более или менее возвышенными, идейными
или хоть психологическими, на худой конец, эмоциональными.
В данном случае никакого материала для подобной
мотивировки у нас нет. Говоря об "анархистах подполья",
М.А.Алданов решается слегка усомниться в их "идейности".
Черепанов же был эсером — значит сомневаться в идейности
не приходится. Правда, политические идеи Черепанова М.А.Алданов
называет "странными", видимо, не желая назвать их
менее почтительно. Но сама наличность этих идей для него
несомненна. К тому же, Черепанов, в его глазах, окружен ореолом,
как человек, погибший в борьбе с большевиками, и при
том проявивший мужество, в самом деле, замечательное. В
результате, не имея данных для суждения о внутренних двигателях
Черепанова, М.А.Алданов, как и следовало ожидать для
столь добросовестного исследователя, оставляет их под знаком
вопроса. Поскольку он не сомневается в их возвышенной
природе, личность Черепанова выходит у него таинственной.
Уже в эпоху Временного правительства имя эсера Черепанова
стало нередко появляться в газетах — чаще всего в паре с
Марией Спиридоновой. Читая о выступлениях Черепанова, без
труда можно было проследить его историю — вплоть до взрыва
в Леонтьевском переулке. Его принадлежность к партии
эсеров с самого начала создала и для меня привычную иллюзию.
Совершенно так же, как теперь М.А.Алданов, за действиями
Черепанова я предполагал идейные мотивы, в точности
мне неизвестные, но несомненно существующие. При этой иллюзии
я оставался вплоть до весны 1920 года, когда появилась
та самая "Красная книга ВЧК", которая и Алданову послужила
одним из главных источников. Читая в ней главу о
взрыве в Леонтьевском переулке, я, однако же, был воистину
потрясен внезапным открытием: оказалось, что таинственный
эсер Черепанов и просто Черепанов Донька, бывший товарищ
мой по гимназии, — одно и то же лицо. До тех пор подобное
предположение настолько не приходило мне в голову,