«Время и мы». № 38. 1979. EBook 2010 - Вторая литература

56 АРКАДИЙ ЛЬВОВДОСРОЧНЫЙ ЭКЗАМЕН 57Отложив на кольце последний ключ, он произнес последнееслово: тринадцать ключей — тринадцать слов.В магию чисел я не верю, просто он подчинился ритму, заданномусвязкой ключей.8Борька Орликов завалил истмат.Борька Орликов...Борька Орликов...Надо быть абсолютным кретином, чтобы доказывать, чтоты все-таки не дурак, хотя и завалил экзамен. Но как можнооставаться спокойным, когда Ирочка Котова, изъявляя своеглубочайшее соболезнование, уведомляет тебя с трогательнымукором:— Борька, ты совсем не читал Ленина! Обалдеть можно.Откуда это? Ну, откуда, скажите мне! Ведь ничего подобногоне было, вы-то отлично знаете, что ничего подобного небыло. Откуда же эти гнусные слухи? Об экзамене я рассказывалтолько двоим — Алле Андреевне и Сашке Лунцу. Подробностейне было. Этим людям не нужны подробности.Алла Андреевна, подперев нос пальцем, сказала тихо, почтишепотом:— Я проваливалась дважды. Боря, держите себя в руках.Сашка уже неделю хворает ангиной. Вечером он принялтройную дозу салицилки. Говорят, салицилку надо приниматьдо оглушения. Ревматикам очень помогает.Откуда же это: Борька Орликов не читал Ленина! Да этоже мерзость, это же провокация. Я не знаю, как рождаютсяслухи. Может, по злому умыслу, может, по недомыслию. Нонельзя подозревать человека по мотивам, которые в ясностии силе уступают математическому доказательству. Поверьте,это впервые в жизни — я возненавидел человека только поподозрению. У меня нет доказательств, кроме моих собственныхчувств. Но почему, почему голове надо верить больше,чем сердцу! Почему любить можно без математических доказательств,а ненавидеть и презирать — нет? Разве ненавистьне такое же человеческое чувство, как любовь!— Нет, — говорит Сашка Лунц, — не такое. Но с глазу наглаз сдавать экзамен Чупруну не стоит.Понятно? Ненавидеть нельзя, но не доверять можно. Здорово,а!Но как же, черт возьми, сказать об этом ему: уважаемыйФилимон Григорьевич, по-моему, вы провокатор, нужен ассистент.Так?— Боря, держите себя в руках.Алла Андреевна, Аллочка, почему одни слова? Почему бывам не погладить меня? Вот так: нежно, нежнее, еще нежнее.Вчера я говорил с профессором Добровольским, нашимдеканом. Я сказал ему: Константин Сергеевич, дайте ассистента.Что-о? Вы с ума сошли, Орликов! Доцент Чупрун оказалвам любезность, он тратит на вас свое личное время, авы позволяете себе усомниться... уходите, уходите и не смейтевспоминать об этом.Боже мой, это же надо быть идиотом, чтобы просить удекана Добровольского защиты от замдекана Чупруна!И все-таки самое главное — ничего не преувеличивать.Пока предметы и явления остаются самими собою, человекостается человеком.Вот передо мною лицо доцента Чупруна — безукоризненновыбритые щеки, синеватый подбородок, приспущенные, какфлаги в траур, веки и прозрачные, с тонкими черными волосиками,ноздри. То есть, разумеется, никакого лица передомной нет, но я могу зажать его в своих пальцах так, что прозрачныеноздри станут сизыми, как у проспиртованного шкиперас парусника "Святой Иуда".И все-таки самое главное — ничего не преувеличивать.Через десять дней мы снова встретимся с доцентом Чупруном,и снова с глазу на глаз. Десять дней — это количество, котороеперейдет в качество лишь на одиннадцатый день, когдая рассчитаюсь с доцентом Чупруном и заявлюсь к профессоруХодорову в сверкающих доспехах академического порядкаи законности.Самое главное — ничего не преувеличивать. Вот передомной лицо доцента Чупруна, синий подбородок, прозрачныеноздри...