126 НАТАЛИЯ БЕЛИНКОВАВ ДОМЕ С РОЗОВЫМИ СТЕКЛАМИ 127безобидным искусством из-за того, что тенденциозногохудожника можно повернуть туда, куда надо (Евтушенко),а "безыдейного" никуда не повернешь (Белла Ахмадулина).Именно эта особенность искусства для искусствав тоталитарном государстве привела одного известногокритика к созданию концепции: "Эстетские стихи Пушкинаэто — такие политические стихи".Проза Аллы Кторовой — такая политическая проза. Поэтомув своих произведениях она обходится без изображенияталантов и авангардистов, с одной стороны, и безизображения ловкачей и трюкачей, с другой. Она толькомимоходом достает несколько сущностей из человека, какиз матрешки.Красный партизан дядя Проха геройски гибнет на войне,и его оплакивают семья и соседи, партийная руководительницаКрапивного отряда превращается в богомолку,воровка спасает голодающую семью, украв карточки у коготодругого, а Виктория Шандор превращается в Аллу Кторову.Алла Кторова не только псевдоним. Это один из самыхважных народных персонажей в ее книгах. Алла, а не Виктория,молчит, как дура, чопорно выпятив губки, она утверждает,что не отличается добротой, она заявляет о наличиикладезя мудрости в своей левой пятке. Она не можетсмотреть на обитателей советских коммунальных квартирсо стороны и обличать их или умиляться ими. Она живетв том же большом многоквартирном доме, в том же переулке,что и они, и порой ей так же смутно, как и жалеющейее спекулянтке.Писательница, которая когда-то собиралась стать актрисой,играет Аллу Кторову, которая также не лишена артистическихдарований. На заключительных страницах "Дома срозовыми стеклами" ею разыгрывается сцена на московскойярмарке, хотя ярмарка — не ярмарка, а современныйперекресток с высотными домами; и расписные пряники —не расписные пряники, а хлебобулочные изделия; и скоморох— не скоморох." — Почем же твои пирожки, красивенькая?— Если мне нравится вещь, я не стою за ценой.— А все же?— Старым — даром, молодым — так. Дешевле гривенничка не укупишь".Это продавщица пирожками попросила писательницузаменить ее на пять минут, ну та и вошла в роль..."Ну, что? По-стародавнему я торговала? По-стародавнему.Пирогами? Ими. Как мечтала, так и сделала. Слово мое —олово. Камень — антрацит".Через туристскую поездку в Москву детских лет, черезскоморошью игру в современном городе возвращаетсяписательница в старину-сказку, приближается к тем самымкорням, в отсутствии которых упрекают наше космополитическоепоколение.Лукавая игра с читателем протянулась по всей книге. Водних случаях Алла Кторова открыто нам подмигивает:"...сейчас одна моя знакомая едет в Вашингтоне по Коннектикутавеню (схватываете, кто это?)..."В других случаях надо внимательно вчитаться, чтобыэто лукавство заметить. Например, писательница уверяетнас, что не умеет строить сюжет. Свой лучший роман "ЛицоЖар-Птицы" она демонстративно называет "антироман",а в повести "Крапивный отряд" громко сетует на то, что неумеет сводить композиционные концы. А на самом-то делеее повести и романы сбиты крепко и не "рассыпаются".Они расчетливо построены на цепочке эпизодов-воспоминаний,связанных между собой не логически, а ассоциативно.Эпизоды часто перебиваются другими и досказываютсямного позже. Таков рассказ о могиле доктора Гааза — эмоциональныйключ к "детской"части "Крапивного отряда".Детей однажды поразило надгробие со словами "Спешитеделать добро!" Оказалось, что эта надпись была сделана намогиле доктора, который однажды сел в ванну холерногобольного, чтобы доказать, что к больным холерой можно прикасаться.Все это было чуть не сто лет тому назад. О том, чтодоктор оказался немцем, дети узнали во время войны с гитлеровскойГерманией, когда о немце писали: "Сколько раз
128 НАТАЛИЯ БЕЛИНКОВАувидишь его, столько раз и убей!" Пройдя через разочарование,одна из девочек сама становится врачом.Иногда Алла Кторова старается обмануть нас тем, чтокак будто бы не умеет владеть даже словом, с которым онаумеет обращаться виртуозно. Вот она описывает потрясениеот того, что разбили надгробие статуи Белый Христос, околокоторой она когда-то сидела с подругами: "Музы мои, лирымои отказали, забормотали что-то невнятное в самый торжественныймомент и получилось ни шатко, ни валко, ни в сторону".Нет, не отказали. "Поставила" писательница и этот эпизод"на кончик пальца" и "вертанула". Только знает она, этасовременная писательница, тоскующая о прошлом ("Мне быжить в восемнадцатом веке!"), что пауза играет не последнююроль в тоне, который делает музыку, и не преминула этой выразительностьюпаузы воспользоваться.Говорят, Аллу Кторову трудно переводить на другие языки.Ирония, ассоциативность, апелляция к знанию деталей,одинаково известных и писателю и читателю, смешение языковыхстилей — враги переводчика. О ней и писать трудно.Отдельные цитаты, вырванные из контекста, теряют свойэффект, их своеобразие зачастую не столько в них самих,сколько в их монтаже, в неожиданном сопоставлении.Это то же самое, как рассматривать мозаику вблизи. Тамскопление одних красок, там сгусток других, а "на какуютему" вся картина, не поймешь, пока не отойдешь и не посмотришьиздали. Тогда видишь: вот чайка из разноцветных ракушекна стене скромного дома (Капитола, США, мастер неизвестен),вот библейские звери на обломках (Израиль, мастерабезымянны), вот Божья Матерь на золотом сводеСофийского собора (Киев, СССР, мастер неведом).Обычно мозаики делают из однородного материала. Кторовские— из разнородного: лирика, сатира, слово из лексиконапьяницы, высочайшая патетика, школьный жаргон, шепотподруг...Проза Аллы Кторовой после прочтения оставляет чувствонекоторой незаконченности, — это правда, но как раз настолько,чтобы немного задуматься вслед прочитанному.ЛЕВ ЛАРСКИЙМЕМУАРЫРОТНОГО ПРИДУРКА(иллюстрации и оформление автора)В ближайшее время выходит отдельнойкнигой в издательстве "Время и мы"Книга выходит в пяти частях:1. Взвейтесь, кастраты2. Солдатская совесть3. Саперная одиссея4. Боец невидимого фронта5. Бледная спирохета —оружие врагаПри предварительном заказе в редакциицена в Израиле — 72 лиры, за границей —4. 50 доллара (в цену входит стоимость доставкии НДС).Заказы и чеки высылать по адресу: Тель-Авив, Нахмани 62, редакция "Время и мы".