Станиславский на репетиции

Константин Сергеевич при всем своем педагогическом! гении не
мог, казалось, спасти положение. М ария Петровна была поражена
шоком, перестала понимать что-либо, и ее занятия с К онстантином
Сергеевичем были как бы воспроизведением гоголевской
СЦСЧ1Ы Чичикова с Коробочкой.
Станиславский очень остроумно уподобил сцену «Чичиков
у Коробочки» починке какого-то странного часового механизма-
Часовщик (Ч и чи ков), прекрасно знающий свое дело, пытается
заставить действовать этот механизм, но каждый раз в последний
момент, когда пускает маятник, от неизвестных прич1ин
пружина с треском распускается, и все надо начинать снача^ла.
Чичиков, как опытный мастер, не теряя самообладания, спокойно
опять начинает ставить на место мельчайшие детали механизма,
подвинчивает винтики вплоть до рокового момента, когда раздается
треск и пружина вновь распускается до полного ослабления.
Вооружась терпением, Чичиков снова начинает работу,
и так до бесконечности, пока наконец, выведенный из терпения,
в припадке злобы не швырнул их со всего размаха об пол... и
часы неожиданно пошли. Часовой механизм! находится в голове
Коробочки, и вся действенная задача Чичикова заключается в
том, чтобы проникнуть в глубь этого механизма, понять, в чем
там неисправность, и устранить все неполадки, мешающие Коробочке
понять Чичикова.
Коробочка искренне хочет продать мертвые души, ей это
выгодно, но она боится продешевить, пропустить исключительный
случай обогащения, попасть впросак. О т Чичикова она стар.тется
понять но то, что он фактически говорит, а то, о чем он
умалчивает, его «подтекст». Таким образом, на всю сцену для
Коробочки одна простейшая задача — только бы не попасть
впросак, не продешевить. Д ля этого ей нужно хорошенько разгадать
Чичикова, выпытать его точные намерения. Коробочка,
конечно, дура дубиноголовая, как ее обзывает Чичиков. Однако
просто дурость как таковую сыграть нельзя, а вот та бесплодная
активность Ко'робочки, ее внутреннее внимание к разрешению
несуществующих сложностей и будут наиболее ярко передавать
ее дубиноголовость. Д ля актрисы здесь нужно прежде всего'
обрести это подлинное внимание к поступкам и действиям
своего' партнера, и этого, казалось бы, простейшего качества не
могла при всем старании добиться М . П . Лилина даже при помощи
Станиславского.
— Вот смотрите. — сказал однажды Константин Сергеевич,—
как курьезно, что блестящая актриса, умеющая делать на сцене
тончайшие вещи, не может сейчас выполнить элементарную сценическую
задачу.
Снова и снова подступал он к Лилиной, стараясь всеми сред­