Станиславский на репетиции

ствами освободить ее от вериг, навешанных ею на себя противопоказанными
ей методами работы. Н о все было напрасно. А к т р и ­
са была поражена шоком, не могла произвести ни одного свободного,
сознательного действия. Все то, что она пыталась делать,
носило следы неестественности и крайнего напряжения. В конце
концов Лилина вынуждена была временно отказаться от роли,
чтобы не задерживать спектакля и, не связывая себя сроками,
продолжать работу. Роль передали актрисе Зуевой, которая и
играла прем!ьеру.
П о прошествии некоторого времени, когда спектакль «М ер т­
вые душ и» уже много раз прошел во М Х А Т , меня пригласили
к Константину Сергеевичу в Леонтьевский переулок для репетиции
с Лилиной сцены « У К оробочки». Я шел, что называется, с
легкой душ ой: репетиция для Лилиной, я только как партнер,
роль у меня сделана, много раз играна, а послушать замятия
Станиславского со стороны — это весьма эа1шматслыю, поучительно
и нетрудно. Н о не тут-то было. Константин Ссргесчшч
совершенно неожиданно обрушился именно на меня. Первые jhiiлики
Лилиной он оставил без всякого внимания, зато я, не усиен
открыть рта, был остановлен окриком Станиславского, не предвещавшим
мие безмятежного времяпрепровождения:
— Что вы делаете?
— Я отряхиваюсь после дождя.
— Во-первых, это совсем не похоже, а потом-, что же это вы
в комнате у стола отряхиваетесь? Э то же невежливо перед хозяйкой.
— А он не видит хозяйки.
— Н е верю. Как же он не видит? Так вы не можете ее не
видеть.
— У нас тут установлена такая мизансцена, но в этой комнате...
— М не важна не мизансцена, а логика. Если вы пришли
мокрый, как вы будете действовать здесь сегодня, при данных
обстоятельствах? У ж а с !.. Что вы делаете?
— Я ... хочу...
— Ничему не верю...
Преодолев кое-как начало сцены, вступили в диалог:
— Чайку, батюшка.
— А недурно, матушка.
— У ж ас! Блям-, блям, блям... Я ничего не понимаю!..
— А недур-но, ма-туш-ка.
— Дальше...
— С чем прихлебнете чайку, батюшка? Во фляжке-то фруктовая.
— А недурно, матушка, хлебнем и фруктовой...