Том 69 Книга 2. Лев Толстой.

106 ЗА П И С КИ И . М .’.ИВА КИНА!
по-моему, ко благу, единственно истинная — это оставить других в покое
и держаться своего света... Франция исходила оба эти поля деятельности...
Мы дошли до бань на Плющихе. У ворот горели электрические фонари.
— Я не знаю, насколько Хельчицкий был причастен второму роду
деятельности...
Я сказал, что причастен несомненно был, ибо во многих местах проповедей
и «Сети веры» он тоже полемизировал...
— Пойдемте внутрь,— звал меня Л. Н .,— посмотрите нашу баню!
Я отказался, и мы расстались
* * *
В скором времени я опять был у Толстых 232 — так
через неделю. Пришел я вечером, в зале народу было множество. У стола
сидела графиня, Илья и какой-то неизвестный мне господин. Они, видимо,
были чем-то заняты; я наскоро поздоровался и отошел. Подошел Бирю ­
ков 233. Я спросил, где Л. Н.
— Толкует с каким-то военным. Пойдемте в кабинет; там уж есть
народ — все чающие движения воды.
— Пойдемте, пойдемте...
В кабинете сидело четверо: черный господин в очках (это был, оказалось,
директор банка Дунаев 234), один ученик Орлова, служивший на
железной дороге, и два косматых студента 236.
Мы поздоровались. Сидевшие лениво толковали о Фельдмане, видимо,
в ожидании «движения воды».
Скоро явился и Л. Н.
— Фельдман был у меня сегодня опять,— сказал он, услыхав разговор,—
много говорил об этих опытах, и я, признаюсь, почти уверился,
что это чистое шарлатанство. Он рассказывал об одном субъекте, который
страдал икотой вроде, знаете, собачьего лая, и еще о старушке,
которая страдала болезнью вроде пляски св. Витта. Их, рассказывал он,
как-то посадили друг с другом, спина к спине, пропустили через них ток,
и больной заразился пляской, а старушка икотой. Они посадили людей
и смотрят, что из этого выйдет. Уж что-нибудь да выйдет непременно.
Ну, если взять коровье г, положить им на голову и смотреть, что из
этого выйдет, конечно, что-нибудь выйдет!
Все засмеялись.
— У нас в семье стало это известно давно. Федор Толстой, американец
238, тот самый, про которого Грибоедов писал: «В Камчатку сослан
был, вернулся алеутом» — он был также и гипнотизер: у брата Сергея
болели зубы, он загипнотизировал, и зубы прошли. Тут много самообмана!
И он рассказал, что недавно ему прислали роман, где прелестно выведен
один умный, прекрасный человек, неспособный к обману, и рассказывается,
как из угождения ему и его обманывают, и сам себя он обманывает.
— Когда я был в Париже, я видел там магнетизерку. Это такая была
наглая обманщица! А вы, Иван Михалыч, не слыхали, приехал в Москву
один персианин. Он мажет чернилами ноготь на пальце мальчика
— мальчика надо невинного, и в этих чернилах он может увидать
вашего отца и кого хотите и узнать, что он делает. Лопатин к нему ездит,
производит опыты и говорит, что из четырнадцати двенадцать были удачны.
У этого мальчика спросили об одном мужике, какой он. Он и говорит:
«Мужик в рубахе, в портках, все как следует».— «Ну, а нос у него какой?»
— «Нос ничего...» А носа у него совсем нет. Спросили об одной нашей
знакомой графине Т .— у ней усы и борода, вот как у Ивана Михай­