Том 69 Книга 2. Лев Толстой.

ВОСПОМ ИНАНИЯ Т. Л . СУ ХОТИНОЙ-ТОЛСТОЙ 251
Что до нее, то этот кусочек себя она ежедневно оставляла в детской.
Она пишет в дневнике: «Я люблю детей своих до страсти, до боли» 25.
Она не преувеличивает, так как если она кормила детей с любовью, это
давалось ей не без страданий. Как сейчас вижу ее с ребенком на руках,
с запрокинутой головой и сжатыми зубами, чтобы скрыть, что ей больно.
Она считала материнский долг важнейшим долгом. «Хоть умру от страданий,
но ни за что не отниму», — признавалась она своей сестре. И в
другом письме: «Мой ребенок не был бы вполне моим, если бы посторонняя
женщина кормила его в течение первого самого важного года его
жизни»26. Добровольное материнское рабство! После смерти десятимесячного
сына, она писала той же сестре: «Теперь, Таня, я свободна, но
как тяжела мне моя свобода...» 27.
Иногда отец ездил по делам в Москву. Ежедневная переписка облегчала
разлуку. Она писала ему из Ясной Поляны: «Сижу у тебя в кабинете,
пишу и плачу. Плачу о своем счастье, о тебе, что тебя нет, вспоминаю
все свое прошедшее...» 28.
А он отвечает: «Послезавтра на клеенчатом полу в детской обойму
тебя, тонкую, быструю, милую мою жену» 29.
Заметьте, он точно указывает, что это произойдет в детской. Он хорошо
знал, что в какой бы час он ни приехал, он всегда застанет ее там.
Иногда ее пугало, что ее личность до такой степени поглощалась мужем
и детьми. Я вижу это в записях 1862 г.: «Я думаю его мыслями, смотрю его
взглядами, напрягаюсь, им не сделаюсь, себя потеряю. Я и то уже не та,
и мне стало труднее» 30. И в другом месте: «Когда же его дома нет, я опять
живу его интересами, пойду в его кабинет, уберу все, пересмотрю в комодах
его белье и вещи, перечитаю на столе его бумаги и стараюсь всеми
силами войти в его умственный мир» 31. Она ему пишет: «...без тебя все равно,
как без души. Ты один умеешь на все и во все вложить поэзию, прелесть
и возвести на какую-то высоту (...) А только без тебя то люблю, что
ты любишь; я часто сбиваюсь, сама ли я что люблю, или только оттого,
что ты это любишь» 32.
Иногда молодость, желание веселиться берут свои права и она восклицает:
«...они посылают меня спать, а мне хочется кувыркаться, петь, плясать».
Это оттого, что ей 19 лет. Она чувствует себя молодой и часто сознается
самой себе: «У меня страстное желание вырваться из действительной
жизни. Не надо. Я не имею на это ни времени, ни права» 33. Она особенно
восприимчива к музыке: поэтому она боится ее больше всего.
«Машенька заиграла что-то, и музыка, которую я так давно не слыхала,
разом вывела меня из моей сферы детской, пеленок, из которой я
давно не выходила ни на один шаг, и перенесла куда-то далеко, где все
другое. Мне даже страшно стало, я в себе давно заглушила все эти струнки,
которые болели и чувствовались при звуках музыки, при виде природы
( ...) Я желаю, чтобы никогда не пробуждалось во мне это чувство,
которое тебе — поэту и писателю — нужно, а мне — матери и хозяйке
— только больно, потому что я не могу и не должна ему отдаваться» 34.
Эта внутренняя работа, эти усилия над собой не проходили незамеченными
для мужа, за них он еще сильнее любил ее, хотя и не без страха
наблюдая за ними. Это нашло отражение в его дневнике 1863 г.: «...она
молода и многого не понимает и не любит во мне, и что много в себе она задушает
для меня, и все эти жертвы инстинктивно заносит мне на счет»36.
Действительно, такой счет был моей матерью представлен отцу, но
только открыт он был гораздо позже, гораздо позже. В ту пору жизнь
была хороша и дорога еще легка.
С этого же времени начинаются попытки отца опростить жизнь семьи и
внести в нее более суровый распорядок, чем это было принято у людей
его круга. Попытки оказались неудачными и были быстро оставлены. Он