Том 69 Книга 2. Лев Толстой.

И З Д Н Е В Н И К А М. С. СУ Х О ТИ Н А 191
в силах дать ему какое-либо психологическое объяснение. Поразительно,
что в 1876 г. Л . Н. в письме к гр. А. А. Толстой пишет: «Ведь я и брат
Сергей ни во Что не верим», а вслед за тем к концу года он уже бегает на
шоссе (где он вообще привык собирать многое для себя интересное), заговаривает
со странниками и нищими и умиляется пред их верой православной.
В 1877 г. он уже ходит ко всем службам и соблюдает даже середу и
пятницу.
Ж аль, что нет нигде следов этого странного, ничем не объяснимого
переворота в душе Л. Н ., так как даже дневника своего он в то время не
вел.
Я ему рассказал, как неполно С. А. описала эту эпоху его жизни.
Он подумал и сказал: «Да, пожалуй, и трудно было бы полнее и последовательнее
описать: мне и самому это представляется чем-то необъяснимым,
каким-то скачком, чем-то, что нельзя ничем наполнить».
16 января. А ведь поправляется Л. Н . и удивляет врачей тем, как
у него по-юношески легко и быстро рассасывается бронхит. Был доктор
Никитин и признал, что теперь нечего больше опасаться < ...)
24 января. < ...) Л . Н . опровергнул все мои прогностики: стал снова
ездить верхом и следов болезни как ни бывало. Странный человек. Вчера
в «Новом времени» (от 21 января) был фельетон Меньшикова «Две России»,
который он прочел. Он пришел в такой восторг и умиление, что весь вечер
не мог без слез говорить об этом и тут же написал Меньшикову письмо
с благодарностями и объятиями. И все почему? Да потому, что Меньшиков
тепло и прочувствованно заговорил о святой Руси по поводу картины
Нестерова 112
25 января. Вчера писал о необыкновенной бодрости Л. Н ., а сегодня
снова он жалуется и киснет. Говорит, что чувствует стеснение в груди, что
смерть близка и т. п. Надел на себя песочного цвета халат (верный признак
его недомогания), на голову тюбетейку и даже на утреннюю прогулку
не вышел. Вчера вечером Л . Н. снова заговорил о святой Руси. При этом
он говорил о том обожении , которое охватывает душу человека и
которое важно само по себе, независимо от того предмета, к которому оно
стремится. В виде иллюстрации своей мысли он рассказал мне, как он
раз поздно вечером подошел к одной избе в Ясной Поляне, где светился
огонь, и заглянул в окно. Там жила одна баба, бывшая смолоду очень
распутной, которую ее муж, в сущности смирный и кроткий человек, нередко
бивал и даже раз привязал к хвосту лошади. И вот он увидал эту
старуху, стоявшую на молитве. Все в избе спали, а она молилась. И долго
стоял Л. Н ., а она все молилась. И с какою горячностью, с каким усердием
она шептала слова молитвы, крестилась и кланялась. «И я понял,—
говорил Л . Н .,— что не важно то, кому эта старуха молилась, а важно то,
что она чувствовала к этому Христу, или Браме, или Аллаху».
1 февраля. Много народа ходит ко Л. Н ., много особенно левых и
сознательных, но все каких-то не вполне ясных и определенных. Но вот
на днях наконец-то явился один вполне определенный анархист-экспроприатор
п з. Так и рекомендовался. Его определенность привела к тому,
что' он был почтен не пятиминутной беседой на крыльце, а отдельной
получасовой аудиенцией в бывшей библиотеке. Маленький, тщедушный,
молодой, с белокурой бородкой, которую он нервно пощипывал, неопределенного
образования и общественного положения, он явился ко Л. Н.
с желанием получить от него некоторую сумму денег на «анархические
дела». Л. Н ., конечно, отказал. Анархист, конечно, настаивал, что Л. Н.
должен дать. Он защищал законность экспроприации, доказывал, что все
это деньги народа, а что потому ничего дурного нет отнимать у богачей
деньги народа, и передавать на дело народа. Л. Н. вынес впечатление,
что это один из многих загипнотизированных настоящей революцией