Том 69 Книга 2. Лев Толстой.

192 ТОЛСТОЙ В П О С Л ЕД Н ЕЕ Д Е С Я Т И Л Е Т И Е Ж И ЗН И
людей, которые даже понять не могут, что им говорят. Когда Л. Н.
заговорил о боге, анархист ответил то, что уже многие сознательные
отвечали Л. Н .: «У всякого свой бог». Очевидно, это стоит в каком-нибудь
катехизисе «сознательных». Когда Л. Н. допытывался, что же будет, когда
анархисты все разрзгшат существующее, анархист ответил: «Да как-нибудь
устроится».— «Почему же вы думаете, что все тогда будет хорошо?» —
«Да уж наверно хорошо». Слушая об этом из уст Л. Н ., я подумал, что
уверенность Л. Н. что яснополянские мужики тоже что-то хорошо
устроят, когда уничтожатся все власти, ведь одинаково основывается только
на том, что Л-у Н-у этого хочется и так представляется
3 февраля. Сейчас заходил к нам во флигель Л. Н ., вернувшийся с
прогулки верхом. Говорит мне: «
14 февраля. Вчера вернулся из Кочетов, и сразу на душе стало спокойнее,
и люди кажутся не столь отвратительными, как там.
Сегодня приехал М. Стахович. Конечно, много интересного привез
с собой. Видимо, очень доволен, что попал в Государственную думу, но
притворяется, что он этого даже и не желал и что теперь удручен, предвидя
все свое тяжелое положение в левой Государственной думе < ...)
Л . Н. не одобрил слов Стаховича, что он удручен. Думает, что он был не
искренен, выражаясь таким образом.
Насчет «святой Руси» Л. Н. начинает впадать в сомнение. Говорит, что
Россия может быть спасена лишь святой Русью; но жива ли еще эта святая
Русь или окончательно забита освободительным движением, этого
Л . Н. сказать не может. Надеется, но далеко в этом не уверен.
16 февраля. Л. Н. вчера запер двери в кабинет и стал говорить со мною
по секрету. Оказывается, по поводу отношений детей ко мне и к нему.
Спросил, не завидуют ли мне мои дети? Затем стал говорить, что, кроме
сына Миши, все его сыновья имеют к нему дурное чувство зависти. Я ему
доказывал, что если такое чувство у кого и есть, так только у Левы,
который имеет основание испытывать ]а1ои51е (1е тёЫ ег*, прочие же, напротив
того, должны иметь поползновение хвастать своим знаменитым
отцом и украшать свое ничтожество его именем. Но Л . Н. стоял на
своем.
Были какие-то молодые «темные» Дмитриев и Картушин 114. Л. Н.
говорил им, до чего трудно предвидеть то, во что выльется современное
движение, и очень удачно воспроизвел то, что должен был рисовать себе
француз в начале революции. Он мог допустить возможность самых необыкновенных
комбинаций, но уж никак не появление на императорском
троне какого-то офицера корсиканца, который станет властителем и республиканцев,
и роялистов. А нас, может быть, ожидает и еще что-нибудь
почуднее.
Были еще толстовцы — Леонтьев, Гастев 115. Давно не бывало такого
наплыва толстовцев.
Л. Н. снова на сердце жалуется. Часто смотрит на портрет Маши и
твердит: «Скоро к тебе приду»
20 февраля. < ...) Муромцев 116 всегда считался либералом и в своем
профессорско-адвокатском кружке умным человеком. Но не того о нем
мнения был и есть Л. Н. Он всегда говаривал, когда по какому-либо
случаю при нем упоминали о Муромцеве: «Да ведь это совершенный ду­
* профессиональную зависть (франц.).