Том 69 Книга 2. Лев Толстой.

ЗА П И С К И И . М. И В А К И Н А 51
«К Н Я ЗЬ БЛ О Х И Н »
Рисунок Т. Л . Толстой, 1891 г.
Музей Толстого, Москва
— Из-за чего же я бьюсь,— продолжал он,— я внжу кругом люден,
которые запутались во всей этой чепухе. Ко мне приходят профессора
или — как назвала их одна барыня (Олсуфьева) — волхвы. Они пережили
гимназическую и университетскую пору, стали магистрами и докторами,
лет по 10—15 профессорствуют, читают все, что напишут другие, европейские
волхвы. Ведь это не шутка. Н у и что же в их писаньях? Кроме путаницы
я ничего не нашел. Разбирать всю эту путаницу по пунктам — на
это не хватит целой жизни. Я беру самые корешки и внжу, что именно
тут-то и нет ничего. Благодаря Джорджу, Мальтус для меня теперь не
существует. Кто положит предел человеческой мысли? Мы сами дивимся
на удивительные открытия, но только дело в том, что общественный
строй в своем теперешнем виде остается далеко позади всего этого.
5 июля. Видел купца-раскольника, приезжавшего к Л. Н ., который
толковал ему об «Учении двенадцати апостолов».
Лев Николаевич косил часа два. Я наблюдал за ним из-за деревьев,
когда он уже кончил: положил брусок в брусницу, вскинул по-мужицки
на плечо косу и тихо, задумчиво направился домой. Я вышел, он меня
увидал.
— А я только что думал о том, что скоро придется умирать, — сказал
он.— Хороша смерть, когда жил не как мы, которые наедаемся бог знает
до чего, в то время, как другим нечего есть.
Он вспомнил о Николае Федоровиче, как он живет. Он уважает, любит
его больше всякого и удивляется, что тот от него отшатывается.
— Николай Федорович говорит, что между людьми братства потому
нет, что нет общего дела; будь оно, было бы и братство; делом этим он
считает воскрешение. Я же говорю, что братство может быть и без общего
дела, пожалуй, просто вследствие того ужаса нашего положения, который
есть прямой результат отсутствия братства. Он этого не хочет понять.
4*