Том 69 Книга 2. Лев Толстой.

154 ТОЛСТО Й В П О С Л Е Д Н Е Е Д Е С Я Т И Л Е Т И Е Ж И ЗН И
Провокаторство еще яснее обозначилось в другом деле. Я говорю
о тех нарочно распускаемых слухах о смерти Л . Н ., преимущественно
в Москве, которые вызвали брожение между студентами. Едва сумели
успокоить студентов. В этом случае помогла Таня своими успокоительными
телеграммами Дунаеву 26 и Леве 27. Даже мой Лева, консерватор,
и тот пишет, что все эти волнения дело рук провокаторов. Его самого,
шедшего по Скатертному переулку, остановили две дамы, ехавшие на
извозчике. Одна из них подозвала Леву и, когда он подошел, сказала
ему: «Сегодня ночью умер Л. Н. Толстой». Слышно, что многих студентов
останавливали загадочные личности и передавали, что Л. Н. умер. Три
московские газеты («Курьер», «Русские ведомости» и еще какая-то) получили
телеграммы, что «в 2 часа ночи Л. Н. скончался». Выяснить этот
вопрос путем печати и затем успокоить тем же путем волнение было
нельзя, так как газетам запрещено что-либо печатать о Л. Н. К чему это
провокаторство? Понять трудно. Все думают, что это сделано, чтобы проверить
силы будущих'манифестантов. А я думаю другое. Пущенной уткой
хотят ослабить силу манифестаций, когда действительно умрет Л. Н.
Иные не будут верить, быв раз обмануты, иные будут сомневаться, и,
таким образом, лишь немногие начнут волноваться, панихиды служить,
креп на рукава нашивать и т. п., — единодушия, а следовательно, и силы
не будет. Говорят, что в случае действительной смерти Л . Н. на телеграфах
запрещено принимать телеграммы о сем событии. Софья Андреевна заранее
придумывает условные слова, чтобы известить близких. Если действительно
слух о смерти Л. Н. пущен от начальства, это крайне возмутительно.
Что за неуважение к человеческой личности! Ведь есть люди,
которые искренно любят Л. Н. Кто и что вознаградит их за те страдания,
которые им пришлось испытать?! Дунаев пишет, что он не помнит, чтобы
он когда-либо так страдал от сердца, как в эту бессонную, страшную ночь
накануне получения ответной телеграммы от Тани.
29 ноября. Вчера опять был Горький. На этот раз он мне больше понравился:
был гораздо проще (простотой неподдельной). Много рассказывал
интересного. Очень картинно описал избиение на Казанской площади
28, чему он был очевидцем. Видел собственными глазами артиллерийского
офицера, ударившего шашкой (в ножнах) казака столь сильно,
что тот свалился с лошади. Видел пехотного офицера, у которого лицо
все было исполосовано ударами нагайки. Его вели под руки барышня
с волосами, сбившимися на одну сторону, и студент, у которого на лице
висел лоскут содранной кожи. Один солдат был в роли провокатора.
Обращаясь к публике, кричал «бейте казаков»; казаков возбуждал бить
публику. Горький за ним долго следил, наконец, схватил его за шиворот.
Полиция не хотела арестовать солдата. Горький сам стащил его
в участок. Передавал, что бесцеремонное хватание людей и бессудное их
заточение или даже умерщвление все увеличивается. Оказывается, что
последний суд или подобие суда (конечно, при закрытых дверях) был
в 87 г. над лицами, покушавшимися на Александра III 29. Тоже, как и
при Александре II, по улицам стояли убийцы с бомбами, но были схвачены.
Их тайно повесили. Это было последнее подобие суда. А затем стали
хватать и наказывать по произволу охраны. Писатель Короленко около
восьми лет провел в Якутской области, сам не зная за что. Выпущенный
наконец, он уехал в Америку. Имел там интервью с каким-то журналистом,
которого удивил своим заявлением, что не знает, за что был наказан
30. Тот напечатал этот разговор, прибавив от себя выражение удивления
над порядками в России. Когда Короленко возвращался в Россию,
то на границе жандармский офицер спросил его, куда он едет.
«В Нижний».— «Относительно вас есть распоряжение, чтобы вы немедленно
явились в Петербург в департамент полиции». Делать нечего,