Том 69 Книга 2. Лев Толстой.

214 ТОДСГОЙ В П О С Л Е Д Н Е Е Д Е С Я Т И Л Е Т И Е Ж И ЗН И
в какой-то невозможной яме, лошади дернули, что-то затрещало и заскрипело.
Оказалось, что рессоры не выдержали, лопнули и перевернулись.
С трудом вернулись домой, перевязав веревками рессоры.
На возвратном пути много и приятно беседовали. Я рассказывал
Л . Н. подробности смерти С. М. Мартыновой и выражал зависть и
удивление тому, как она пред смертью оказалась православно верующей.
Л . Н. заметил, что удивляться нечему, что религиозный человек может
и в православии найти истинно религиозные основы, которые в нем заложены.
«Вот редстокизм 16°, казалось бы, менее православия пропитан
религиозностью, но и в нем религиозные люди находят для своей души
удовлетворение»
1 июня. < ...) В Ясной Поляне я нашел Л . Н. недовольным собой за
то, что не подал руки артиллерийскому полковнику Лубенцову, присланному
Столыпиным (все-таки поездка Тани оказала влияние 161) для расследования
вопроса о виновности Черткова. Л . Н. приехал к семье Черткова,
его встретили на крыльце, и вышел его встречать и приехавший на
расследование Лубенцов. Л . Н . очень подчеркнуто ему руки не подал.
Тот, говорят, покраснел, побледнел и был очень этим удручен. Потом Л . Н.
имел с Лубенцовым с глазу на глаз беседу, где выяснил все свое негодование,
что Столыпин 1в2, на которого он смотрит как на мальчика, сына
своего старого товарища, считает себя вправе решать, виноват или не виноват
такой человек, как Чертков!
Л. Н. поразил меня своей бодростью. Были бега в Туле, и он туда
отправился верхом. Проездил три часа с чем-то, сделал около 30 верст,
ехал много рысью, а вечером как ни в чем не бывало легко скользил по
паркету (это особенный выступ Л. Н.) и говорил мне: «Вот С. А. все
меня пугала, что я рассыплюсь. А я даже не чувствую, что верхом ездил».
Так бодр, что даже собирается в Кочеты ехать, несмотря на протесты
С. А. Жалуется на жизнь в Ясной, для него утомительную и беспокойную.
Особенно допекают его просители, а из просителей те, которых он называет
«пролетарии». Это в сущности те оборванцы, из которых составляются
отряды максималистов, экспроприаторов и т. п. Они не довольствуются
даваемыми им гривенниками, а часто желают вступить в разговоры и препирательства
со Л . Н.
Неприятны ему также столкновения С. А. с мужиками из-за потрав,
порубок и всяких чинимых ими пакостей. С. А. по невоздержанности
своей не бережет ушей Л. Н ., а все при нем громко излагает, грозит мужикам
наказаниями, ругает их, ненавистничает, а Л. Н. ежится, морщится,
а иногда и молит: «Ах, Соня, перестань!»
А на днях между супругами произошла история, напомнившая старые
времена, история, о которой мне М. А. Шмидт 163 говорила: «Ах, милый
мой, что тут было, что тут было! Два дня весь дом страдал от С. А ., от ее
неистовства и озлобления! И это называется любовь! Так любимого человека
мучить и всех нас, всех, всех мучить!». А дело все разыгралось, как это
ни странно сказать, на почве ревности. А еще более странно сказать, это то,
что С. А. в сущности была права негодовать и ревновать. Так, по крайней
мере, выходит из ее слов. Вот что она мне рассказывала.
Как-то недавно она стала копаться в бумагах Л . Н. (эту ревизию она
время от времени производит), и попалась ей в руки тетрадь, ею никогда
прежде не виданная, под названием «Диавол». Рукопись переписана Чертковым
(значит, оригинал у него) 164, какого года — не помечена (кажется,
давно написана). Это повесть, в которой необыкновенно ярко и подробно
описана связь Л . Н . с Аксиньей Аникановой. Описана вся эта связь до
того художественно, что очевидно не сочинено, а взято из того, что сам
автор переживал. Все это бы ничего, если бы не было второй части связи,
а именно описания соблазнов, которым подвергался герой после своей