Теория катастрофы - Логика от Змея Горыныча

замороженной влаги. Нет печальнее зрелища, чем погибшее живое дерево. Есть в жизниневыносимые тяжести — они не гнут и не ломают, а просто выворачивают с корнем.Через сотню метров дорога взяла круче. Наверное, от этого Джерри стало трудно дышать, иперед глазами поплыл темнеющий лес. Вот и двойная сосна на краю просторной площадки.Конец пути.Дом.Нет, нет! Джерри, задыхаясь, смотрел на горько-медовые бревенчатые стены и тёмнозелёнуюкрышу, под которой прожил десять лет. Это не дом! Это просто стены и крыша —ракушка без жемчуга, соска без молока, дом без любви. Пустышка!Ожесточая сердце, Джерри мотнул головой. Глаза остановились на знакомых голубых елях,давно посаженных родителями — по дереву на каждого обитателя — тогда ещё — дома…Одно из непреодолимых весенних удовольствий детства — снимать слюдяные лохматыеколпачки шелухи с бурно растущих еловых почек, освобождая тугую пружину фиолетовогомолодого побега. Под защитой ветвистой путаницы жёстких синих игл мелкие птицы любиливить гнёзда.А вот норвежская зелёная ель — общее семейное дерево. Семьи уже нет, а она, плакучая,всё растёт, на что-то надеется…Чёрт! Джерри быстро взбежал по лестнице к двери дома и толкнул стеклянно-деревяннуюстворку. Дверь его узнала и сразу впустила. В большой комнате вспыхнул свет, и прошлоеобрушилось на Джерри, как снежная лавина.Тонкий запах дерева. Двадцатифутовый кафедральный потолок из сосновых прозрачнолакированныхдосок. Зелёный берёзовый пейзаж на стене. Высокие напольные часы с золотыммаятником и мелодичным боем, сопровождавшим Джеррино детство. Кожаные тёмнобургундскиедиваны, где устраивалась вся семья — посмотреть новый или хороший старыйфильм. Камин из крупного дикого камня, уютно горящий зимним вечером. Огненные отблескина лицах родителей и бревенчатых стенах.Хотя стоял август, на каминной решётке из закопчённого чугуна лежали колотые поленья. Ввысоких, от пола под крышу, окнах сгущалась темнота.Под ноги Джерри подкатился, вереща и приседая от восторга, домашний гном.— Хозяин! Хозяин! Как я рад! Ура — вы наконец появились!Робот стал тарахтеть о своих печалях и проблемах — о невоспитанных белках, грызущихподоконники, об ужасных пчёлах-плотниках, дырявящих брёвна стен быстрее, чем роботзаделочниких замазывает. Джерри растроганно смотрел на старого знакомца, пока тотнеосторожно не спросил:— А где Михаэль, ваш отец?Юношу как током ударило. Он взорвался:— Пошёл прочь и больше не приставай ко мне! Меня здесь нет, понял? И выключи свет!Домашнего робота сдуло ветром, и дом погрузился в сумрак.Джерри рванул балконную дверь и вышел на обширный треугольный дек, кораблёмустремлённый в вечерний лес, в сухой звон осенних цикад.Он помнил эту деревянную веранду весной — в золотой сосновой пыльце и крылатыхкленовых семенах; летом — в медовых каплях знойной смолы и в заплаканных зелёных листьях,сорванных штормом; осенью — в лужах с дождевыми частыми кольцами и в наметённых грудахжёлто-коричневого листопада; зимой — в неровных рядах вспыхивающих солнечных сосулек и всугробах лунного снега.На этой палубе юный Джерри плыл в неведомые счастливые моря.Но раньше за его спиной был дом, а сейчас позади — пустота. Он вырос, простился с