Академия искусств Украины ИНСТИТУТ ПРОБЛЕМ ...

МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ УНИВЕРСАЛИИ
180
и второй половины ХІХ ст. нередко поражали маньеристичностью эмоциональных
оттенков своих полотен. Она сквозила в «Утре стрелецкой казни»
(1881 г.) В. Сурикова, зажженная свечой рыжебородого стрельца; в пейзажах
Ф. Васильева; в работе «Всюду жизнь» (1888 г.) Н. Ярошенко, усугубляясь
абсолютной тишиной; в картине В. Маковского «На бульваре» (1886–1887 гг.).
Маньеристическое состояние может быть и безмолвным; пессимизм
и одиночество не всегда кричат цветом и выплескиваются через корпусный
мазок или неотшлифованную фактуру бронзы; усталость и отчаяние не всегда
агрессивны, иногда они молчаливы. Так это было в «Осенних мотивах»
или «Портрете дамы в голубом» (1902 г.) В. Борисова-Мусатова.
Никогда не впадает в «маньеризм духа» только исполнитель, но не автор
идеи. Техническому исполнителю это не обязательно, он может пребывать
в сытом спокойствии, между его состоянием и помешательством гениальности
никогда не будут искать параллель. Пожалуй, во всей мировой истории
искусства вряд ли найдется хотя бы десяток мастеров, которые не были подвержены
маньеристическим отчаянным метаниям. Один из редких примеров
— О. Ренуар, которого называют «живописцем счастья», — дитя импрессионистической
эпохи высветления палитры и отказа от локального черного
цвета. Но и в некоторых его работах чувствуется неспокойное настроение,
закипающее где-то в глубине подсознания, но все же осознанное, а потому
старательно заглушаемое.
После выхода художника из «маньеристического экстаза» он уже
не будет прежним, как не будет прежней некогда ренессансная Италия или
классицистическая Франция. Потом последует очередной период творчества,
за ним — еще один виток маньеристического безмолвия и так будет
продолжаться всегда, маньеризм состояния — это универсальная категория.
Ни одна уязвимая, чувствительная натура человека-творца не избавлена
от этого состояния и его повторяемости.
Являются ли синонимами категории Altersstil’я и маньеристического
этапа в творчестве художника? Разумеется, нет. Altersstil всегда, конечно же,
единичен и финален, маньеристический же период может настичь мастера
в любой момент и смениться новым взлетом.
В любую историческую эпоху творческая жизнь художника проходит
несколько стадий, каждая из которых по-своему уникальна, необходима,
занимает определенное место в творческой «кухне» и имеет собственную
длительность. Правда, маньеристическая фаза творчества все-таки чаще
прослеживается именно у художника рубежа. Р. Гвардини замечает, что
в любой период перелома в человеке поднимаются из самых глубинных пластов
его естества страх, алчность, возмущение против порядка, то есть активизируются
его первобытные аффекты [240, 65].
Разумеется, препарировать творческий процесс, чтобы создать «формулу
вдохновения» или «рецепт таланта», изучив их консистенцию, невозмож-
ПЕРИОДОВ STILWANDLUNG
но. Но можно очередной раз сквозь призму поиска «маньеристической константы»
индивидуального метода попытаться разобраться в том, что имеет
решающее значение для формирования индивидуальной манеры, стиля
художника в ту или иную эпоху. И один из элементов, который есть в любой
творческой биографии, — это состояние художника, которое можно назвать
маньеристической рефлексией, многократно повторяющееся и неоднозначно
оцениваемое как самим художником, так и зрителем, либо в активной,
либо в пассивной форме потребляющим продукт его вдохновения.
Маньеристическая фаза сама по себе может ничего не порождать, иначе
говоря, зиять пустотой. Это время усталости, опустошенности, бессилия
и отчаяния мастера. Это настроение зыбкое, нервное, приводящее художника
к внутренней осколочности, к психологическому надлому, боли, хоть
и свидетельствующее о том, что позади блестящий период находок и успехов.
Мастер подсознательно ловит себя на мысли о том, что все, что ему
отведено Природой создать, уже создано, главный всплеск вдохновения уже
позади, что, по выражению А. де Сент-Экзюпери, «глина, из которой
он слеплен, уже засохла», а впереди — только жалкие попытки повторить
уже достигнутое, эпигонство, причем, по отношению к самому себе, маньеристическая
замкнутость, и ничего более жалкого и бесперспективного быть
уже не может. Остается только дописывать когда-то заброшенные этюды,
доводить до логического завершения незаконченные полотна, систематизировать
собственное наследие. Наступает период пассивного самолюбования,
тоски по собственному блеску, самотоски. Художник становится постоянно
рефлексирующим, препарирующим собственные ощущения и пытающимся
найти причину наступившей творческой паузы. Потом следует очередная
фаза «разложения» творческой личности: мастер начинает на чужих выставках
испытывать не восхищение, а зависть, от его оценки чужого творчества
начинает веять агрессией. Вместо поглощения чужих достижений в искусстве
и трансформации информации о них в собственные навыки формируется
раздражающий фактор — мощный пласт отторгаемой информации о том,
что является уже не примером для подражания, а планкой, до которой
никогда не дотянуться усталыми кистью или резцом.
Маньеристический период всегда будет ожидать любого художника
после расцвета. Это состояние человека-творца, которое можно назвать
отголоском, болезненным отзывом на происходящее вокруг, на крушение
идеалов и зияющую пустоту, то, что можно назвать «маньеризмом личности»,
состояние «сквозное», вневременное, а вернее, всевременное. С одной
стороны, его можно назвать «маньеристической паузой», «фазой молчания»
мастера, поскольку на какое-то время, оказавшись в состоянии осколочности,
он действительно творчески молчалив. Но, с другой стороны, это период
не только художественного простоя, но и накопления креативной энергии,
которая вскоре даст свои плоды. Отдохновение обычно сменяется всплеском
МАНЬЕРИСТИЧЕСКАЯ ДОМИНАНТА
181