А. Монастырский, Н. Панитков, И. Макаревич, Е. Елагина, С ...

вообще совсем другое дело. Вдруг эти хлопанья прекратились, я услышал какой-то треск (я был
еще где-то посередине, ну может быть две трети прошел)- вдруг раздался треск, и произошла
вещь совершенно для меня неожиданная: отодвинулась какая-то дверь (в конце туннеля оказалась
дверь), я увидел раму, затянутую черным, и она отошла от края туннеля сантиметров на 30, через
нее пробился солнечный свет. И было совершенно неожиданно и непонятно, почему это
произошло, а главное, зачем это надо было отодвигать. Я как-то не предполагал, что в вещи могут
быть случайности, то есть предполагал, что, но не такого вида. Я совсем не понимал, что
происходит. Я даже приостановился от неожиданности. Вот как раз этот момент сбил начавшие
преобладать оценочные категории, рационалистические, что ли. Я сначала приостановился, но
потом стал дальше идти, так как в инструкции было написано идти. Ну, я и шел, не повернулся
назад, я подумал, что происходит что-то, и ладно, я дальше иду. Вот тут произошла вторая
неожиданная и несколько комическая вещь, которая совсем меня обескуражила. В эту
приоткрывшуюся дверь стали биться с той стороны. Несколько раз ударились, потом со
страшным грохотом влетела, прорвав бумагу, в мой туннель фигура моего старого приятеля, друга
Андрюши Монастырского. Он даже упал в лужу, и я на него смотрел и думал, знает ли он о моем
присутствии и зачем он это делает. Я понял по его реакции, по выражению лица, что он ничего не
знает (он меня не видел) и, очевидно, тоже является участником этого события. Тут он увидел
меня, удивился, у него был совершенно ошалевший вид, поприветствовал, что-то такое сказал
вроде «ты куда» Я говорю: «Я – туда», а он: «Ну а я – туда», и как-то побежал с каким-то смехом,
но смех какой-то был болезненный, я бы сказал даже истерический, но у меня тоже состояние
было какое-то странное. Дальше я вышел в ту дырку, в которую он пролез. И, естественно,
оказался в таком, совсем другом, мире, уже вполне реальном, но другом. Пейзаж был незнакомый,
потому что меня вели с закрытыми глазами, и оказался я действительно в другом мире. Из-за
бугров я увидел еще две знакомых головы. Это было приятно. Было приятно, что всѐ как бы
кончилось и сработало внутренне. Это переживание, я имею в виду какой-то другой реальности,
оно как бы зафиксировалось у меня внутри и дало положительную эмоцию, кроме того,
положительный момент то, что сняло напряжение и ввело в какую-то другую область, и через
прохождение другой реальности вернуло опять к этой, но с другим каким-то более приятным
ощущением. Потому что не вернулись мои заботы после этого, они как-то утратили свою
значимость, и хотя я уже был вынужден уехать в Москву, но уезжал с каким-то другим
настроением. Я имею в виду положительный момент на этом уровне, на обычном, реальном. Вот и
всѐ, что я могу сказать относительно моих переживаний и отношения к тому, что произошло. Я
доволен и рад, сама вещь мне очень понравилась и дала мне какой-то еще опыт переживаний и
повод для размышления над такими пограничными ситуациями, и переживание других
реальностей, других плоскостей восприятия мира.
Встреча с Андреем для меня была полной неожиданностью. При первой реакции она была
настолько комична и страшно неожиданна. Дело в том, что когда я ехал, я думал, что Андрея нет и
этого быть не может, и что он всѐ-таки появится, а потом я об этом забыл. И когда вдруг он
появился, наконец, я это как-то очень неожиданно воспринял, и потом его появление было очень
комично, и тут же сбило мою критическую машину спонталыку. У него был страшно
растерянный, ошалевший вид, я еще думал, знает ли он о моем присутствии, и понял, что нет. А
потом он увидел меня и как-то, как он это делает, страшно засмеялся, и мы с ним, не
останавливаясь, побежали в разные стороны.
ИМ: Конечно, такая встреча в реальности не может ничего оставить, кроме каких-то банальностей.
НП: Да, она внесла хороший иронический момент во всю серьезность образа этого туннеля,
смерти, перехода. Это приятный момент.
ИМ: Это как бы сняло тяжеловесность.
НП: Мое мнение, что это снимать может не только неожиданность, но и внутри можно пытаться
снимать, то есть переживать как-то более адекватно такие банальности. Это был нужный момент.
Я имею в виду, что существует то, от чего мы постоянно отбрыкиваемся, и то, что нам часто режет
слух, то, что вызывает автоматизм. Работает это только на каком-то другом уровне. На
рациональном мы это всѐ отбрасываем, а вот на уровне мифологическом, на уровне сознания,
когда мы бываем в состоянии болезни, какой-то особой восприимчивости, тогда это в нас входит,
как действительная реальность. Она есть, и наиболее очевидно стабильна, потому что она везде
встречается в образах мифологических.
ИМ: Во всех таких действиях существует три плана. Это первоначальный замысел (формальный),
второй план – это уже происходящее само действие и аналитическое отношение участника. Этот