А. Монастырский, Н. Панитков, И. Макаревич, Е. Елагина, С ...

С. Ситар. Акция “Лунапарк” (Полеты на Луну)
Самое ценное философское обобщение, которое я услышал от Николая Семеновича
Паниткова за время нашего знакомства, звучало так: ―Ничего нет‖. Однако, когда я
впоследствии пытался передать это положение, казавшееся мне вершиной научной
точности, другим людям, то, к моему удивлению, они реагировали на это весьма
скептически – при этом они либо пожимали плечами в недоумении, либо впадали в
агрессию, а иногда просто брезгливо морщились и иронически насмехались. Возможно,
распространенность такой реакции объясняет то, что сам Н.П. никогда не повторял эту
формулу в разговорах со мной, а когда я отваживался напомнить ему о ней, старался сразу
же переключить мое внимание на что-нибудь другое. С тех пор в качестве ―предельных‖
обобщений он поочередно использовал две другие формулы, которые, на первый взгляд,
противоречат друг другу и представляют два враждебных мировоззрения: ―все это –
жизнь языка‖ и ―все это – жизнь вещества‖. При этом ―осциллировал‖ Н.П. между этими
двумя определениями настолько ритмично и непринужденно, что у меня со временем
возникло естественное подозрение – а не употребляет ли он слова ―язык‖ и ―вещество‖ в
каком-то сходном значении
В театре и кино, как известно, бывают т.н. ―немые сцены‖, которые часто выполняют
функцию драматической кульминации, самого выразительного элемента повествования.
Особенно сильно это работает, когда, например, после долгой разлуки два близких
человека, вместо того, чтобы поговорить о пережитом, начинают что-то друг с другом
делать в полном молчании – скажем, целуются или совершают половой акт. Здесь как
будто налицо победа ―жизни вещества‖ над ―жизнью языка‖. Если представить себе, что
все это происходит в повседневной жизни, что нет ни камеры ни сцены, то такие моменты
можно с полным правом признать ―пустым действием‖ – поскольку участники события
друг другу уже ничего не демонстрируют, а просто действуют как стихии, животные или
роботы. Важно при этом, что во время полового акта от человека к человеку передается,
например, ДНК – т.е. ―недорасшифрованный‖ текст. Можно предположить, что по мере
продвижения вперед расшифровки ―генома‖, аура экзальтации, смущения и
таинственности, до сих пор окружающая половой акт в жизни, будет постепенно
рассеиваться и в итоге исчезнет совсем.
В отношении акций КД в этой связи уместно вспомнить введенное Юлией Кристевой
понятие ―генотекста‖, – уточнив, что его сущностным признаком является как раз
―недорасшифрованность‖, постоянная отложенность полного раскрытия его содержания.
Мое индивидуальное восприятие и переживание акции ―Лунопарк / Полеты на Луну‖ в
силу ряда обстоятельств было от начала до конца ―фундировано‖ этим теоретическим
концептом (впрочем, без звучания в сознании самого слова ―генотекст‖), в котором, по
замыслу самой Кристевой, процессы ―жизни вещества‖ и ―жизни языка‖ также смыкаются
до
неразличимости.
Незадолго до акции я написал для нашего журнала (Проект Россия №35, ―Альтернатива‖)
текст под названием ―Интенсификация пространства‖. В нем выстраивалась оппозиция
экстенсивное/интенсивное пространство, а в порядке пояснения различия между тем и
другим была использована метафора, которую изобрела Фаина Раневская для описания
сути своей сценической карьеры (по некоторым сведениям, – и сути всего своего
жизненного пути): ―попытки плавать стилем баттерфляй в унитазе‖. В моем тексте
―унитаз‖ соотносился с ―интенсивным пространством‖, характеризующимся