А. Монастырский, Н. Панитков, И. Макаревич, Е. Елагина, С ...

произносились, четыре «К» были замечены не сразу. Зато было ощущение, что мы сидим
на могилке культуры, на кладбище («могильные» портретики – хотя Кабакова, конечно,
погребли несколько преждевременно), которое постепенно превращается в
палеонтологический музей (на большом снимке), где покойных «людей» уже нет – одни
окаменевшие мамонты.
Радио поначалу страшно раздражало – но потом мы стали замечать какие-то
странные совпадения между тем, о чем говорили мы, и тем, что вещала «Культура»: мы
обсуждали, не в записи ли идет программа, и в шутку предположили: а вдруг нас
подслушивают и на расстоянии включают нужную «реплику». Легкие параноидальные
ощущения вызывала и камера, которую я по возможности пунктуально влючалавыключала
каждые 20 минут – хотя в течении акции чувство длительности
происходящего заметно менялось, и нажимать на кнопку вовремя становилось все
сложнее. В какой-то момент я подумала о том, почему мы, собственно, так
загипнотизировано остаемся в «кадре» и не пытаемся из него выйти. Потом мы, правда,
предприняли несколько попыток улизнуть от всевидящего ока – уходили из кадра при
выключенной камере и появлялись из леса при включенной (кажется, это был своего рода
оммаж акции «Появление»). В какой-то момент Ситар даже поднял камеру и стал снимать
крупным планом каких-то крылатых муравьев, кишащих на «могиле «Культуры»).
Впрочем, в течении акции мы были не только наблюдаемыми, но и наблюдателями.
Начиная с какого-то момента, нам на мобильники (строго по очереди) звонил Андрей
Монастырский и сообщал о различных этапах путешествия по окрестностям, которое он
вместе с остальными организаторами акции предпринял на машине. Монастырский так же
рассказывал в основном о могилах и кладбищах, которые они посещали во время своей
экскурсии: могила некоего «младенца» и могила какого-то очень необычного писателя,
похожего, по словам Монастырского, на нечто среднее между Горьким и Сорокиным
(если не путаю) - фамилию его я, простите, все время забываю. Кажется, с его памятника
был сбит медальон с портретом – и как-то казалось, что, возможно, это один из портретов,
под которыми мы «бдели» (Кабаков).
Звонки Монастырского (кстати, отличное применение мобильника как одного из
медиа современного искусства) были бесконечно увлекательны, но в то же время
повергали меня в легкую панику: мне казалось, что я каким-то образом должна записать
эту информацию (сказалась работа в редакции, где время от времени надо вставлять в
статьи дополнения, продиктованные корреспондентом по телефону). Было смутное
ощущение какой-то беспомощности: как если бы я вдруг оказалась каким-то, что-ли,
авиадиспетчером. Из наблюдаемых (которые, теоретически, могут выйти из зоны
наблюдения), мы превратились в наблюдателей, каких-то дозорных, которые никак не
могут покинуть своего поста. Впрочем, возможно, мы и с самого начала должны были
присматривать за чем-то – например, за тем, чтобы «культура» не выбралась из-под земли.
В конце концов организаторы акции все же вернулись за нами и объяснили нам
историю про 4К, а так же признались, что изначально вместо «Культуры» должен был
быть «Кастанеда», но аудиокнига на компакте почему-то не стала проигрываться. После
этого я вспомнила, что в какой-то момент, пока мы сидели на поляне, я мимоходом
вспомнила Кастанеду (которого читала очень давно и помню плохо), эпизод какой-то из
его книг, где дон Хуан ведет повестсвователя на какую-то, кажется, ночную поляну, и он
видит там фантастического зверя с клювом и когтистыми лапами хищника, настоящую
химеру. И, едва успев испугаться, понимает, что это всего лишь колеблемая ветром сухая
ветка на земле. Я видела что-то похожее в куче листьев возле нашей поляны. Узнав, что я
сама была еще одним «К», я испытала что-то вроде облегчения: оказывается, от меня
ничего не требовалось кроме и так данной мне фамилии. Сама акция для меня была,
пожалуй, своего рода анти-детективом: неподвижная «слежка» и множество версий,
зацепок, совпадений, которые в конце концов сводятся к тому, что ничего существенного,
помимо известного с самого начала, в сущности, и не произошло, «преступления», то есть