А. Монастырский, Н. Панитков, И. Макаревич, Е. Елагина, С ...

непоправимого изменения, не было, труп «культуры» так не был обнаружен, и в мире, к
полной неожиданности, оказалось не больше, но и не меньше смыслов и значений, чем до
начала «расследования».
С. Ситар. Об акции «К»
В Кейптаунском порту
С пробоиной в борту
―Жанетта‖ поправляла такелаж
(из песни)
Если бы, подобно древним грекам, мы не отделяли так строго звуковое от телесного и
пространственного, то событие акции можно было бы без всякой натяжки уподобить
концерту, исполнению музыкального произведения. В «Рождении трагедии» Ницше
говорил о музыке как о самом десемиотизированном (в сегодняшней терминологии)
проявлении воли – т.е. как о наиболее непосредственном, живом, адекватном ее «слепке».
Музыка – это, можно сказать, сама воля в своем свободном движении. «Ибо музыка, как
сказано, тем и отличается от всех остальных искусств, что она не есть отображение
явления, или, вернее, адекватной объективности воли, но непосредственный образ самой
воли и поэтому представляет по отношению ко всякому физическому началу мира –
метафизическое начало, ко всякому явлению – вещь в себе» (Ницше). У греков
музыкальный интервал, – скажем, кварта, – это (в частности) вода или отношение земли к
воде. В текстах Монастырского и КД не даром столь часто можно встретить термин
«звучание» в самых, на первый взгляд, неожиданных контекстах и оттенках смысла
(«звучание пространства» и т.п.). Такое ограничение определенности того или иного
компонента опыта указанием на его «звучание» носит вполне программный характер: ибо
вся эта акционная деятельность (в одном из ракурсов) – есть утопия восстановления,
реактуализации в настоящем того самого ранне-греческого «эстезиса», который
противостоит «ноэзису» новоевропейской цивилизации – «семиотизированному» или,
точнее, «грамматизированному» пространству-времени. Хотя, в принципе, этот момент –
провоцирующий художника взбираться все выше и выше по ступеням автономии и
феноменологической редукции – можно считать общим для всей «альтернативной»
эстетики от Ницше до наших дней.
С точки зрения этой расширенно понятой музыкальности или «звучания», акция «К» была
проникновенной, запоминающейся и достойной всевозможных похвал.
Но здесь мне хотелось бы поговорить о другой составляющей, о другой утопии. Для этого
мне придется сосредоточиться всего лишь на одном фрагменте происшедшего: на эпизоде
с объявлением по радио о смерти художника Третчикова.
Этот эпизод, на мой взгляд, стоит проанализировать подробно вот по какой причине: как
бы ни приближались акции КД по своему воздействию к концертам, все же в ходе
посещения и прослушивания концертов с нами не так уж часто происходят события,
которые мы готовы с полной убежденностью квалифицировать как удивительные,
странные, необъяснимые и даже чудесные – в то время как акции КД содержат или
производят в восприятии зрителя события такого рода достаточно регулярно. Не думаю,
что будет ошибкой или преувеличением сказать, что одно или несколько событий такого