А. Монастырский, Н. Панитков, И. Макаревич, Е. Елагина, С ...

После акции все отправились к Андрею. К моему удивлению и разочарованию, разговор в
какой-то момент намертво свернул к таким темам, как "поджог Манежа", "воровство" и
"Ходорковский". Я как-то понял, что "настройка" так и не началась еще, "перестройка"
продолжается. В нашем рассказе астронавты должны были создать на поверхности
Сатурна "канал телепортации", через который предполагалось пересылать группы
исследователей, оборудование и прочие "commodities". Однако к концу рассказа
выясняется, что им уже не до этого, ибо стоит вопрос их физического и ментального
выживания. Как в таких случаях говорится: "Вам это ничего не напоминает!".
Впрочем, все это полезно трактовать, конечно, гораздо шире как вообще ситуацию
"жизни и судьбы". Где каждый из нас опускается в неком батискафе через 20 000 км,
через 10 м стальных стен, через 1 000 000 земных атмосфер и прочие количества.
Созерцать при этом мы, однако, вынуждены нечто совсем другое нелепое и
нецелокупное, вроде портретов "известных ученых", вмазанных в хлеб. Это еще в лучшем
случае! А то вдруг вынырнет из телепортационного экрана какой-то "красноез" или
мертвая морская свинка. Физической катастрофы нам, конечно, опасаться не стоит,
поскольку наше по жизни "падение на Сатурн" ничем иным кончиться и не может. Но вот
катастрофа этического плана когда посылаешь вместо себя кого-то другого, а он
возвращается назад с мозгами как "овощ" или как мертвая морская свинка. Как в работе
Маурицио Каттелана: некий зверек, вроде морской свинки или тушканчика, сидящий за
столом, упавший головой на стол, в лапке у него револьвер, под столом лужа крови. Или
катастрофы эстетического плана. Например, вместо "телепортационный экран" у меня в
голове все время крутится "транспонансионный экран". Был такой самиздатовский
журнал "Транспонанс", издававшийся в городе Ейске группой "трансфутуристов" на
папиросной бумаге, в шести экземплярах, с разнообразными прорезями, треугольными
страницами и т.п. Впрочем, журнал-то был как раз очень хороший боевой,
сатурнианский. Можно представить себе и нечто гораздо хуже, особенно применительно к
бумаге. В том фантастическом рассказе астронавты и командный пункт обмениваются
сообщениями, бросая на телепортационный экран друг другу рулоны перфолент. А я
почему-то представляю себе, как "оттуда" тебе бросают перфоленту, но "здесь" почему-то
выныривает рулон туалетной бумаги. Вроде как метаморфическая изнанка великих
ученых, вмазанных в хлеб. Тем не менее, это все страхи, этого ведь пока не происходит.
Возможность эстетических катастроф, кадавров всегда может быть отодвинута вбок. Тут
мне вспоминается еще одна работа Каттелана безусловно лучшая вещь1 на последней
Венецианской бьеннале: по саду Жардини, между национальными павильонами носилась
машинка, в которой восседал робот, внешне выглядевший как нечто промежуточное
между Каттеланом-подростком и Каттеланом-дебилом. Национальные павильоны, с их
раздутыми, тортообразными, национальнообразными экспозициями это те же портреты
известных ученых, открывателей цепных реакций, вставленные в хлеб. Однако
достаточно одного лишь правильного жеста, чтобы эти катастрофы были отодвинуты
вбок, чтобы они всего лишь фланкировали место действия, по которому носится какойнибудь
"красноез1". Но тут я вспоминаю, что и ведь мы с Сережей стояли и слушали
фонограмму, фланкируя ее по бокам. И на чем мы стояли! И эти нелепо намотанные
черные пакеты! О боже, о боги! Как в тех надписях, что Андрей обнаружил незадолго до
1 Не считая британского павилщона, где Крис Офили показал мощный вариант очередной
"хлебной изнанки": картины с красно-зелеными, блестящими колониалщными орнаментами,
сделанные из слоновщего навоза и лърекса.