Том 69 Книга 1. Лев Толстой.

ТОЛСТОЙ И С О В РЕМ Е Н Н Ы Е З А Р У Б Е Ж Н Ы Е ПИСАТЕЛИ J81
щей черте жизни и смерти — и проверяют таким путем их нравственную
сущность. Иногда результаты такой проверки оказываются еще более
убийственны, чем сама смерть, становятся суровым обвинением не только
одного человека, но и целого общественного уклада: вспомним жалкий
конец Оскара Тибо. Иногда же смерть героя помогает выявить то благородное,
человечное, что заложено в его характере: яркий пример тому —
трагическая, но полная достоинства кончина юного Бертольда Оппенгейма.
Во множестве вариаций раскрывается тема смерти в творчестве Хемингуэя:
иногда — с примесью нездоровой пессимистической безнадежности
(такова, например, внезапная и все же тщательно подготовленная всей
атмосферой повествования бессмысленная гибель полковника Кентвелла
в романе «Через реку и к тем деревьям»); иногда — с оттенком скорбного
стоицизма и вместе с тем со спокойным мужеством и сознанием исполненного
долга (такова смерть Роберта Джордана в романе «По ком звонит
колокол»); иногда — с гордой верой в человека и несокрушимость его
нравственных сил (именно так дана смерть двух молодых кубинских революционеров
в маленьком рассказе «Никто никогда не умирает»). В этой,
столь различной в разных произведениях, трактовке смерти у Хемингуэя
мы видим весь диапазон исканий большого и противоречивого писателя.
Однако,по верному наблюдению И. А. Кашкина, для Хемингуэя так или
иначе перед лицом смерти «обнаруживается все лучшее и худшее в человеке»81.
Преемственная связь американского художника с Толстым сказывается
не только в конкретных способах психологической характеристики
его умирающих героев, например в частом применении внутреннего
монолога или диалога, но и — что гораздо важнее — в той моральной
требовате-тьности, которая побуждает Хемингуэя в каждом отдельном
случае подвергать человеческую ценность своих героев самому суровому
из возможных испытаний.
В международной литературе социалистического реализма смерть
героя является.проверкой не только его личных качеств, но и его общественной
ценности, проверкой тех жизненных, идейных принципов, которыми
человек руководствовался, той цели, ради которой он жил и умер.
Толстовские приемы психологической характеристики, свободно и разнообразно
применяемые передовыми писателями, помогают им с максимальной
психологической достоверностью раскрыть внутреннюю сущность
человека, поставленного логикою борьбы у решающей черты жизни и
смерти. Такова в романе Анны Зегерс «Седьмой крест» сцена последнего
допроса коммуниста-подполыцика Валлау, когда заключенный, противопоставляя
всем усилиям своих мучителей упрямое ледяное молчание,
подводит итоги прожитой жизни в неслышной беседе с самим собой. Такова
в романе Марии Пуймановой «Жизнь против смерти» глава, где идет
речь о расстреле чешских патриотов и где героиня национального сопротивления,
молодая коммунистка Елена, вспоминает, анализирует, оценивает
то, что было ею в жизни сделано и что до порога смерти осталось ей
дорого. Толстовское понимание героизма и толстовская трактовка смерти
по-своему отразились в «Репортаже с петлей на шее» Юлиуса Фучика и
в самом принципе проверки ценности человека, обреченного на гибель,
и в рассуждениях автора-героя: «Смерть проще, чем ты думал, и у героизма
нет лучезарного ореола...» 82.
Новое, глубоко демократическое понимание сущности героизма («Храбрый
тот, кто ведет себя, как следует») в литературе социалистического реализма
истолковывается творчески: не только и не столько применительно
к героизму воинскому, но и применительно к героизму освободительной
борьбы, труда, гражданского, революционного подвига. Понятно, что
тема героизма в современной передовой литературе обогащается новым