Том 69 Книга 1. Лев Толстой.

Р А Н Н Я Я Р Е Д А К Ц И Я 287
были чудные брелоки. Запонки рубашки были тоже редкости bijouterie
94*. Борода была Наполеона III и мышиные хвостики напомажены и
торчали так, как только могли это произвести в Париже 95*. На жене было
домашнее платье шелковой кисеи с большими пестрыми букетами. На голове
большие золотые какие-то особенные шпильки в густых русых, хоть
и не вполне своих, но прекрасных волосах. На руках было слишком много
браслетов и колец; но все они были прекрасны.
Самовар был серебряный, сервиз тонкий; лакей, красивый, с пробором
на затылке, в белом жилете и черном фраке. Мебель гнутая и загнутая,
обои большими цветами. Левретка, необычайная, тонкая, которую
звали необычайно трудным английским именем, плохо выговариваемым
обоими, не знавшими по-английски, лежала в углу. Фортепьяно incruste
96* стояло закрытое между цветами. Книг не было.
От всего веяло новизной, роскошью и редкостностью. Все было 97* очень
хорошо, но на всем был тот особенный отпечаток излишка богатства и отсутствия
умственных интересов, который можно выразить так: некуда
деньги девать. А надо, чтоб и другие жили. Vivre et laissez vivre 98*.
Русский " * рысистый охотник, тот, который избирается судьей,
который ездит в соболях, который бросает букеты, берет на содержание
самую дорогую и т. д. — может быть, такие люди и неприятны бывают;
но дело в том, что люди 100*, про которых я рассказываю, так очевидно
были счастливы, добры от счастья, что сердце радовалось, глядя на них,
несмотря на то, что у мужа была французская бородка с хвостиками, а у
жены так много ненужных и некрасивых брильянтов.
Приезжий был человек лет 40, высокий, толстый, плешивый, с большими
усами и бакенбардами. Он должен был быть очень красив. Теперь
он опустился видимо физически и морально и денежно.
На нем было столько долгов (тысяч 120), что он должен был служить,
чтобы его не посадили в яму. Он теперь ехал в губернский город начальником
коннозаводства. Ему выхлопотали это его важные родные. Он был
одет в военную шинель-пальто мундира коннозаводства. Военный пальто
был все-таки такой, какого бы никто себе не сделал, кроме богача,
белье тоже. Часы были тоже английские. Сапоги на каких-то чудных,
в палец толщины подошвах, очень, может, удобных для ходьбы по
лондонской мостовой, но не для устеленных листьями дорог русской
деревни. Но уж, видно, так надо было.
Никита 101 * Серпуховской промотал в жизни состояние в два мильона
серебром и остался еще должен 120 тысяч. От такого куска всегда остается
размах жизни, дающий кредит и возможность почти роскошно прожить
еще лет десять. Лет десять уж проходили, и размах кончался, и Никите
становилось грустно жить. Он начинал уже попивать, т. е. хмелеть от
вина, чего прежде с ним не бывало. Пить же собственно он никогда не
начинал и не кончал. Более же всего было заметно его падение в беспокойстве
взглядов (глаза его начинали бегать) и 102* нетвердости интонаций
и движений. Это беспокойство поражало тем, что оно очевидно недавно
пришло к нему, потому что видно было, что он долго привык всю
жизнь никого и ничего не бояться и что теперь, недавно только, он дошел
94* ювелирных изделий (франц.).
95* Н а полях: Один материализм — тщеславие, рады показать Серпуховскому.
Она не беременна.
96* с инкрустацией (франц.).
97* Д алее было: изящно
98* Жить и давать жить другим (франц.).
" * П ервоначально: Московский
ioo* П ервоначально: эти
ш * Д алее начато: Охот
юг* П ервоначально: заиски