Загрузить PDF-версию (2,78 Mb) - Православие и современность

– Да нет, просто победительница конкурса красоты. В таких конкурсах самые разные
девушки принимали участие, не одни манекенщицы, и студентки, и парикмахеры, и
библиотекари, даже офицеры полиции попадались, – отец Лотар вздохнул. – Каждый раз
чувствую себя глубоким стариком, вновь обнаруживая, как мало вы знаете о старом мире.
Стариком отец Лотар между тем никак не был, он казался в возрасте между
тридцатью и тридцатью пятью годами. Но чтобы он не чувствовал себя тем не менее еще
старее, Эжен-Оливье не стал в свою очередь спрашивать, кто такая Шарлотта Корде.
Сестра милосердия, расстрелянная в Первую мировую войну? Кажется да, что-то он такое
слышал.
В церковь между тем вошла какая-то ещё женщина, высокая и стройная, как краем
глаза отметил Эжен-Оливье прежде, чем узнал.
– Ух, ты, да это же… – Глаза Жанны расширились.
Вошедшая, шла к ним по проходу между двумя рядами стульев.
Издали женщина казалась совсем юной благодаря ли стройным бедрам и длинным
ногам, или же какой-то девичьей стремительной походке. Длинные темные волосы,
словно подсвеченные изнутри серебряным блеском, прямые, молодо спадали на плечи.
Они были красивы – прямые волосы, даже по-настоящему густые, редко выглядят
тяжелыми, но тяжесть этой гривы бросалась в глаза, быть может, в контрасте с хрупкими
плечами. Когда она приблизилась, сделалось видно, что светящимися волосы кажутся
всего лишь потому, что темные пряди обильно перемешаны с седыми. Она не просто не
была юной, она была не моложе шестидесяти лет, и никто не дал бы меньше, глядя на ее
худое острое лицо, на жесткие волевые складки, подчеркивающие решительный рот. Но
вместе с тем никто не посмел бы назвать ее и старухой. В черных облегающих джинсах, в
черной водолазке, в кроссовках и широкой легкой куртке, София Севазмиу, самая
отчаянная голова из всех семи, возглавляющих армию Сопротивления, проще сказать
Маки, казалось, существовала как-то вне возраста.
Эжен-Оливье заметил, как взгляд Жанны, словно против ее воли, скользнул по левой
руке Софии, затянутой в серую перчатку из тонкой замши.
– Я снимаю ее, когда брожу ночами по их кварталам, – улыбнулась София. – Ты ведь
знаешь песенку? Добрый день, Ваше Преподобие.
– Да, – Жанна покраснела, и Эжен-Оливье с новым восхищением открыл для себя,
что румянец у нее английский, не теплый, а восхитительно холодный. Впрочем, если отец
Лотар прав, то не странно, Ла-Манш и в Африке Ла-Манш. Каким-то образом он успел и
залюбоваться румянцем, и посочувствовать Жанне, которая попалась. Не будь она так
смущена, не влипла бы еще глубже, сознавшись, что слышала мусульманскую
колыбельную страшилку о Трехпалой Старухе.
– Рад Вас видеть, Софи, – по-мальчишески открыто улыбнулся отец Лотар. – Это
Жанна Сентвиль, а представлять Вам молодого человека, полагаю, не надо. Вы ведь
знакомы, и, сдается мне, сегодня уже видались.
– Ну никак Вас не объедешь на кривой козе, отче, уж я и справа и слева пробую, –
София полезла было в просторный карман, но, скользнув взглядом по алтарю,
передумала.
– Можно посидеть у меня в ризнице, коль скоро Вы получаса не живете без своих
папирос с этим месопотамским названием, – отец Лотар сделал приглашающий жест в
сторону маленькой двери.
– Что до папирос, то они называются "Беломорканал", и смею Вас уверить, это не
самая дешевая контрабанда. Что до этого юноши, так тот кади… Поразительное
совпадение, надо сказать… Словом, покойник и продавил новое использование
Триумфальной Арки. Мы, конечно, не знали, что первой жертвой будет Симулен. Еще бы
дня два, быть может, его удалось бы спасти, но время работало на них.
– О нем уже не надо сожалеть, теперь он сожалеет о нас. – Отец Лотар растворил
металлическую дверцу, пропуская Софию, Жанну и Эжена-Оливье. – Только тут у меня
24