Загрузить PDF-версию (2,78 Mb) - Православие и современность

Актрисе жарко, она распахивает манто, спускаясь по ступеням. Освежающий ветерок
колышет ее волосы, высветленные в цвет лимонной корки. (Увы, только юность может
позволить себе быть неброской!) Она не слишком высоко ставит всю эту бьющую в
ладоши компанию, хотя через несколько шагов и раскроет им картинные объятия. Все это,
честно говоря, второй сорт, как ни выслуживайся перед цивилизованным обществом. Это
все – вчерашний совок, а не горделивые избранники, рожденные в колыбели либеральных
ценностей. И за свободу ее спутника, на чью руку ей так приятно сейчас опираться, они
бились не за просто так, они отрабатывали деньги, понятно, не его личные, но все ж он –
хозяин, а они – шестерки. Само собой, их даже рядом нельзя поставить с ней,
защищавшей справедливость и… любовь. Это вроде бы держится в секрете, но ведь все
знают… Как ей приятно сейчас ощущать, что ее тело, истыканное уколами гормонов,
простеганное золотыми нитями, десять раз перекроенное, но все же предательски
увядающее, вызвало страсть у этого цивилизованного внешне, но так грубо, так
восхитительно брутального мужчины. Если, конечно… Она давит в себе неприятное
подозрение. Конечно, он ею увлечен, она ослепила, потрясла его, таких, как она, нет в его
стране покорных женщин, скрывающих под кучей нелепой одежды все, что можно
скрыть. А если что-то и правда из всего, что эти русские оккупанты пытались выставить
на суде, так ведь русские сами виноваты. Зачем они воюют с маленьким гордым народом,
со свободолюбивыми детьми диких гор… Их историческая вина так огромна, что стоит ли
удивляться каким-то единичным случаям жестокости? Женщина отгоняет докучливую
мысль, быть может, потому, что не хочет признаться себе, что ее на самом деле физически
возбуждают подозрения в правдивости некоторых выставляемых против ее избранника
обвинений.
Итак, любовь восторжествовала. Что ж, сегодня он отблагодарит ее, она так красиво
за него сражалась. Она выглядела настоящей героиней собственных фильмов. Очень,
кстати, неплохая рекламная акция, ведь она, увы, сейчас нуждается в рекламе. Нет, прочь,
прочь все грустные мысли, сегодня восхитительный день, день их победы!
Еще шаг до взаимных объятий – и актриса вдруг чуть спотыкается на ступенях.
Рассеянный, сияющий ее взгляд сталкивается со взглядом темноволосой девочки в белой
ветровке и темно-розовом комбинезоне, что стоит в толпе. Девчонка лет тринадцати, не
старше, но, пожалуй, не поклонница. Очень уж странно она смотрит, едва ли ей нужен
автограф. Глаза сощурены, но не от близорукости, взгляд колюч, как кусочки темного
льда. На мгновение актрисе делается чуть холодно, она запахивается в мех.
Девочка в бессильном гневе сжимает руки. Пальцы впиваются в ладони – пять
пальцев правой руки и три пальца левой. Двух недостает – они были отстрелены перед
видеокамерой, чтобы отец-коммерсант побыстрее собирал деньги на выкуп ребенка.
Глава 1. Последний шоппинг Зейнаб
Эжен-Оливье шел по Елисейским Полям быстрым шагом, настолько быстрым,
насколько мог ему это позволить неудобный наряд. (С какой стороны посмотреть,
впрочем, в определенном смысле ничего удобнее не придумаешь). Он ни в коем случае не
бежал, бегущий человек только привлекает к себе внимание, но его шаг был на самом
деле скорее бега. Во всяком случае, мало какой бегун не остановится часов за шесть, а
восемнадцатилетний Эжен-Оливье мог не присев обойти таким манером весь Париж.
Вроде бы только что он миновал Люксембургский сад, а глядишь, уже и мост Инвалидов
позади, и Елисейские Поля сверкают справа и слева стеклами магазинных витрин или
подслеповато щурятся заложенными окнами жилых особняков. Но жилых домов на
Елисейских Полях не очень много, больше торговых мест, вроде того, к которому он уже
приближался.
Зейнаб вышла из дому пешком. Зейнаб никогда в жизни не слышала даже слова
"импрессионизм", и уж само собой, как женщина из хорошей семьи, нигде не могла
увидеть полотен либо репродукций этих непотребных живописцев, то есть даже тех из
4