Загрузить PDF-версию (2,78 Mb) - Православие и современность

хочется просто по-стариковски поболтать с тобой немножко. В доме будет неудобно,
народу собралось так много…
– Давайте поболтаем, отец, – ее спокойствие было невыносимо. Ему было бы легче,
если бы она плакала. Господи, пошли ей дар слез, бедняжке! – О чем?
– О России. Я ведь верно понял, София, что ты не намерена теперь воротиться на
родину?
– Быть может, на полгода, еще не знаю, как все сложится. Но жить я не собираюсь ни
в России, ни в Греции. Скорее всего просто потому, что мне вообще больше не нужен
свой дом. Даже если он размером со страну.
– Только поэтому ты не хочешь жить и в Греции?
– А есть еще какая-то причина?
– Ты ведь превосходно поняла, о чем я. Твой муж осуждал соотечественников.
– Он много кого осуждал. Что ж мне теперь, на Марс, что ли, переезжать? Так там,
говорят, воздуха нет.
– Соотечественников он осуждал больше других, – отец Димитрий говорил со
странной одышкой, словно ему-то воздуха не доставало как раз здесь, на этом
пронизанном остриями кипарисов благовонном просторе, на ветру, несущем слабый
привкус морской соли, – Даже я не могу сейчас здесь остаться.
– Уж будто? Разве не Греция – "единственная страна в этом безумном мире, которая
спасет себя", отец? – молодая женщина попыталась смягчить голосом интонацию. Она не
язвила нарочно, просто не умела иначе.
– Я не отказываюсь от своих слов и сейчас, – отец Димитрий не обратил внимания на
непроизвольный выпад невестки. – Греция спасет себя, но других не спасет. А Россия
спасет других, если только ей самой удастся спастись. Лет пятнадцать назад, даже больше,
я ведь ездил по России в составе совокупной делегации Православных Церквей. Ты едва
ли знаешь, София, но тогда шли мощные объединительные процессы. Не все вышло, как
хотелось, но многое. Это, конечно, усилило православный мир. Многое, тем не менее,
неприятно поразило меня в России тогда. Огромная страна, церковные иерархи слишком
высоко стоят. Неестественная высота поднимает их над народом. Закрытые резиденции,
представительские автомобили, десятки референтов и секретарей на интернете и
телефонных проводах, фильтрующих допуск простых смертных к владыке. Архиепископ
служит в праздник в соборе, видит толпы верующих, среди них – молодежь, женщины с
детьми на руках, посещает наполненные студентами семинарии, посещает поднимаемые
деятельным монашеством из руин обители. Он видит свежеизданные в церковных
издательствах книги, читает богословские журналы. И ему начинает казаться, что он –
архиерей православной страны. Опаснейшая иллюзия! Дитя мое, я смотрел тогда
статистику. Ужас, бред! Тех, кто заявляет себя православными, больше, чем тех, кто
верует в Бога. Подумай, дочка, они свели Православие к национальному колориту! К
крашеным яичкам и куличам. Процент людей, соблюдающих посты, почти не увеличился,
каким был при коммунистах, при гонениях, таким и остался. (Согласно данным различных
социологических опросов (ВЦИОМ, Анлитический центр Ю. Левады и др.), проводившихся
в РФ в конце 1990– начале 2000-х гг., число респондентов, назвавших себя православными,
превысило число респондентов, назававших себя верующими в Бога, примерно на 20%). А
священники на приходах жаловались на проблему "захожан". Это люди, считающие себя
воцерковленными, но на самом деле они не таковы. Для "захожанина" нормально
покрестить ребенка, но не думать о его религиозном воспитании, венчаться в церкви, а
потом разводиться, ходить в храм раза два-три в год. Многие верующие рассказывали мне
тогда, что недавно Страстная Седмица пришлась на эти невнятные
послекоммунистические майские праздники. И что же? По всем телевизионным каналам
шли развлекательные программы, кривлялись паяцы, шуты. Где хоть тень уважения к
скорби православных? Разве у нас в Греции такое бы потерпели? А эти нелепые
новогодние балы в разгар Рождественского поста? Оставим сейчас мучительный спор о
56