Загрузить PDF-версию (2,78 Mb) - Православие и современность

что твое, смешно сказать, благодеяние им ничуть не помешает и мне приклеить бомбу?!
Сегодня, кстати, грохнули имама Абдольвахида. Ты понимаешь или нет, что при случае
они и меня не пощадят, те, с кем ты связалась?!
– Боюсь, что ты прав, – Асет осталась спокойна. – Я основательно подозреваю, что
одно с другим вообще никак не связано.
Перед Касимом стояла незнакомая женщина. Она была одета в знакомое домашнее
платье Асет, малиновое, длинное, собранное у пояса мягкими складками, из натурального
шелка. На ней были знакомые домашние туфельки Асет – крокодиловой кожи, которые он
сам выбирал ей в подарок ко дню рождения. Но сама женщина была незнакомой. И еще –
она казалась много красивее его жены.
– Тебе лечиться надо, – спасаясь от странного наваждения, он заговорил с настоящей
злобой. – Ты сейчас похожа на твою ненормальную бабку, которая десять лет нарочно
просидела в комнатах!
– Уж если мы начали перебирать предков, то, по крайней мере, ты никак не похож на
своего деда. Я о старшем, по отцовской линии. Он ведь тоже был офицер, не так ли,
милый?
Такого удара ниже пояса, упоминания о тщательно скрываемой семейной тайне, о
скелете в шкафу, он никак не мог ожидать от Асет. Об этом чревато было даже думать. В
семье даже про себя никто годами не вспоминал о том, что дед был приговорен к пяти
годам тюремного заключения. В конце века, находясь в эпицентре военных действий
против сербов, он тайно передавал им информацию о дислокации подразделений АОК и о
планах бомбардировок НАТО (Здесь упоминается реальный эпизод. Французская военная
элита, в отличие от правительства и гражданского общества, в большой степени не
одобряла действия против Сербии). Спасибо, что не платный шпион, но, во всяком
случае, военный преступник, а хуже всего – преступник, взявший сторону грязных
кафиров в их борьбе с правоверными. Тогда, конечно, правоверные не были у власти в
Европе, поэтому он отделался пустяковым тюремным заточением. Но всплыви эти факты
сейчас – лучшее, что светило бы Касиму – проторчать всю оставшуюся жизнь в какомнибудь
захолустном гарнизоне в Пикардии.
– Спасибо, что ты напомнила мне об этом, – мертвым голосом проговорил Касим. –
У твоего мужа в самом деле есть большие, чем у тебя, основания стыдиться своих
предков.
– Дорогой, а тебе не приходит в голову, что твой дед сейчас куда больше стыдился
бы тебя, чем ты – его?! Если бы он мог тебя увидеть? Что он потому и нарушал свой
воинский долг, что, быть может, не хотел, чтобы его правнучку звали Иман?! – Теперь
Анетта почти кричала. По ее лицу бежали судороги, сминая его изнутри, как тесто в руках
стряпухи. – Быть может, он хотел, чтобы его внучку звали Николь? Николь, как хотела бы
этого я, только всегда молчала! Николь! Николь!!
Подбежав к жене, Касим схватил ее одной рукой за плечи, а другой ударил по щеке –
сильно, но без злобы, куда-то вдруг улетучившейся, просто чтобы прервать истерику.
И натянувшееся струной тело Асет вдруг расслабилось, она пошатнулась, словно
ища опоры, обхватила руками шею мужа и тихо заплакала, спрятав лицо у него на груди.
– Прости, милый, прости, тебе и без меня так сложно! Я, быть может, в самом деле
больна, быть может, это в самом деле бабкина наследственность, я не знаю, не знаю, что
со мной творится!
– Успокойся, родная, – Касим сжал жену в объятиях. – Я думаю, у тебя просто был
шок, когда ты оказалась свидетельницей гибели кади Малика. Покойный был, сказать
честно, противный тип, но очень нужный, да и все равно увидеть столь ужасное событие
вблизи… Кошмар, такое пережить, особенно для женщины. К тому же эта бедняжка
Зейнаб была твоей подругой… Теперь-то ей, понятное дело, пришлось забыть о подругах,
но тебе ее, конечно, жаль…
96