Загрузить PDF-версию (2,78 Mb) - Православие и современность

Хозяин вышел из ванной, преспокойно показав гостю спину, уверенный, что тот
последует за ним. Один, значит? Или шуточка? По– смотрим. Что-то ты слишком уж в
себе уверен, досточтимый эфенди (зд. – ученый (араб.)).
– У меня ничего не прослушивается, – Ахмад ибн Салих тяжело опустился в кожаное
кресло. Высокий рост здорово его выручал, иначе он был бы толстяком. Мягчайшее
сиденье сразу приблизилось к полу сантиметров на пятнадцать.
– По-моему, это не моя проблема, – Эжен-Оливье усмехнулся.
От удара он до сих пор еле держался на ногах, но Ахмада ибн Салиха это, кажется, не
слишком беспокоило, равно как и то, останется ли "Незваный Гость" на этих самых ногах
стоять или сам найдет, куда сесть в этой маленькой гостиной с тремя черными стенами и
подсвеченным аквариумом вместо четвертой. Не дожидаясь уж слишком запаздывающего
приглашения, Эжен-Оливье сел на диван.
– Ты так думаешь? Это касается Софии Севазмиу. – Араб сидел напротив, не отрывая
от него тяжелого внимательного взгляда, источавшего теперь холодную неприязнь и чтото
вроде брезгливости.
– Кого-кого? – Сердце бухнуло, но Эжен-Оливье знал, что лицо не выдаст.
– Ты слышал. Есть адрес, Пантенское гетто, пересечение Седьмой и Одиннадцатой
улиц…
Эжена– Оливье вновь скрутила ненависть, отчаянно, до невозможности думать.
Всего два года, как мэр Парижа вдруг распорядился заменить названия улиц внутри всех
гетто порядковыми номерами. Французы, конечно, называли между собой улицы попрежнему.
Если и произносили номер, то с понятной собеседнику гримасой отвращения.
С таким вот стерильным равнодушием сказать о номере улицы мог только враг, но за все
восемнадцать лет своей жизни Эжен-Оливье разговаривал с врагом впервые -сидя
напротив, утонув в мягких кожаных подушках.
Ну нет, спокойно! Черт знает, что происходит, но слушать и смотреть надо в оба.
Господи, сейчас бы чего холодного приложить ко лбу или хоть выпить, сразу бы удалось
собраться, но не просить же этого гада.
– Ты едва ли его знаешь, но другие, они знают. Итак, Пантенское гетто, дом 7/11,
квартира №5. София Севазмиу живет там уже неделю и намерена оставаться еще
несколько дней.
Вот теперь уже стало действительно не до эмоций. Когда слушают так, как слушал
Эжен-Оливье, можно просто забыть выдыхать и вдыхать. И даже не заметить, что не
дышишь. Откуда? Или гад блефует?
– Когда ты об этом скажешь, она, конечно, тут же сменит адрес. Излишние, надо
сказать, хлопоты. Можно преспокойно там оставаться. Дело в том, что благочестивые не
имеют этой информации. Хотя на вашем месте я был бы осторожен с этими явками в
гетто. Сейчас прорабатывается новая методика. Из каждой двадцатой семьи будут по
пустяковым обвинениям задерживать подростков, молодежь, но сами семьи трогать не
станут. Арестованных станут судить, ну и отправлять в тюрьмы для неверных – в
Компьени, например, думаю, ты слыхал, каково там сидеть. Нет ничего необычного, что
парня лет пятнадцати поймали на каком-нибудь непочтительном жесте во время призывов
на молитву, судили и посадили. Но много чем готовы поступиться родители, лишь бы
хоть капельку смягчить своему ребенку пребывание в Компьени. Даже не за то, чтобы
освободить его, конечно, нет. За то, чтоб передать коробку шоколада, избавить от карцера,
устроенного под отхожим местом, спасти от сексуального обслуживания надзирателей.
Десятки жизней чужих людей – вполне приемлемая за это цена.
Что угодно было в ровном, хорошо модулированном голосе Ахмада ибн Салиха,
только не жалость к людям, понужденным к недостойному, но страшному выбору.
А ведь он не врет, быстро подметил Эжен-Оливье, скорей всего не врет, подростков
вправду стали хватать чаще. Он не слишком об этом прежде задумывался, ему-то тюрьма
50