Двойная радуга

хатки, черепицей крытые, пирамидальный тополь,
листвой трепещущий, на Елене малиновое
в белый горошек платье, рукава ф онариком.
Алексей бросился открывать окно, чтобы
обратить на себя внимание, крикнуть: «Лена,
я здесь! Здесь!» Ничего не получалось — рама
цельная, без створок. Кажется, немного —
и пройдет любимая жена мимо, да она вдруг
остановилась, повернула голову в сторону окна:
«Все, Леша, хватит! Больше пить нельзя!»
Он прекрасно слышал ее и безропотно согласился:
«Хватит. Больше не буду».
После этого сна Алексей впервые со дня похорон
супруги, что называется, просох. Больше
года пил, а тут как отрезало. На смену беспросветным
угарным дням начался «запой» у мольберта.
Картины пошли одна за другой. Натюрморты,
пейзажи, портреты — будто заработал
конвейер. Голова, которую хозяин безжалостно
травил водкой, работала, оказывается, и во
время запоя. Божий дар не притуплялся, подсознание
отбирало нужное, откладывало в свои
запасники. Алексей позже признается: «Н е
всегда понимал, как пишу, мог за полчаса нарисовать
картину. Натягиваю холст и вижу до
мельчайших деталей, что на нем должно быть».
Однажды готовил свою вы ставку, встал
вопрос названия, кто-то подсказал — «О кна
в рай». Картины Алексея на самом деле были
окнами в радость, красоту, счастливое состояние
души. Всякое дыхание да хвалит