Двойная радуга

на судьбу: чем дальше, тем скупее начальство.
Я мысленно зааплодировала — не его рук происхождение
добавки в заветной коробочке... Со
спокойной совестью взяла доллары...
Был еще один момент, когда с надеждой
достала коробочку... Но больш е в ней ум ножение
купюр не происходило. Как говори т­
ся, знай меру...
Детдомовские дети обожали исповедоваться.
Записки пишут, друг у друга подсматривают.
Очень любили. И маленькие, и старшие.
Мы сами поражались. Не сравнить, как вели
себя во время исповеди (она была в субботу
после вечерней службы) и совсем по-другому
на следующее утро перед причастием. Главное
для них была исповедь. Друг за дружкой становились,
не толкались, не баловались. Тогда как
очередь к чаше была еще та картина. К исповеди
стояли смирно — без щипков, толканий. Душа
хоть и детская, а грех ее тоже ранит, тяготит.
Нашкодит пацаненок, напакостит, герой перед
дружками, а все одно чувствует сердечком вину.
Совесть не на месте... Батюшке Павлу доверяли
безоговорочно — не выдаст. Любили его.
Стоило после службы сесть в кресло, тут же налетят,
облепят со всех сторон — на колени усядутся,
кто пошустрее из маленьких — на плечи
взгромоздится, кто-то бороду теребит. Батю ш ­
ка только восклицает: «Осторожно! Осторожно!
Или перевернемся, или кресло раздавим!»
Сердечками тянулись к нему.