Двойная радуга

Приехала, на Оксану посмотрела — сердце
перевернулось. Где та красота, где тот цветок
Украины, где пшеничная коса? Неухоженная,
беспомощная... Что там мать-старушка могла
сделать? Бросилась я воду греть, мыть ее... Потом
перестирала все... А на меня зуд напал. Испугалась
не на шутку —заразилась. Побежала
в поликлинику. Слава Богу, ничего... На нервной
почве от всей этой картины...
Врача к Оксане вызвала, он руками развел
—что тут поделаешь, умирает человек. Оксана
первые дни при памяти оставалась. Давайка,
говорю, батюшку позовем, пособоруем тебя.
Пошла в церковь, а батюшке некогда, кое-как
уговорила, боялась, не успею. Причесала Оксану,
кофточку надела... Батюшка соборовал, она
лежала и свечу держала. Батюшка пособоровал,
спрашивает: «Ну, что ты, Оксана, скаж еш ь?»
Она перекрестилась, заплакала: «Господи, прости
ты меня грешную. Всю мою жизнь грешную
прости». После этого память отключилась.
Больше в сознание при мне так и не пришла.
Тетя Маруся с моим приездом груз с себя
свалила и перешла на сонный образ жизни.
Крысы ей не мешали, спит и спит. Поднимется
ближе к обеду, спросит: что тебе, Галя, сварить?
Скажу: свари, тетя Маруся, борщичка. Она постный
наварит. Вкусно готовила. Под окном
персик рос. Выйду, пощупаю, какой плод созрел,
сорву. На борщичке и персиках жила все
время. И с крысами боролась. Ночыо кровать