Двойная радуга

озера у противоположного берега. Вода заметно
волновалась на небольшом пятачке. «Глубоко
ведь», — ворчал супруг. «М алеха проплывешь,
— командовала крестная, — не скиснешь».
Дядя Саня в мокрых, облегающих тело старых
брюках, на ногах кеды, вступил в воду, осторожно
по дуге, из воды торчала одна голова, обошел
подозрительное место, а направляясь к берегу
вдруг остановился. «Зацепился! — закричал. —
Н амертво!» Крестная бросила свой край, отправилась
вызволять бредень и тут же рванула
обратно с громким шепотом: «Там кишмя кишит
рыба! Тащи!» — «Н е могу!» Крестная вернулась
к своему краю бредня, воткнула шест
в дно почти у берега на мелководье. И пошла
помогать мужу. При этом жарко со слезой шептала:
«Уходит!» Я тоже кричала: «Уходит!» Рыба
сигала поверх поплавков. В четыре руки они
сдвинули бредень с места, напрягаясь изо всех
сил, поволокли. Мне так хотелось помочь, да
что я, пигалица, могла. Много рыбы ушло, но
и вытащили разом больше мешка. Здоровенного
мешка из-под картошки. Караси, как на
подбор, темным золотом отливающие лапти.
Обратно я ехала на заднем сиденье, вцепившись
обеими руками в крестную. Мое место в люльке
занял дядя Саня с мешком рыбы. Всю дорогу он
ругался: «Я весь мокрый и провонял рыбой!» —
«Н е растаешь! — довольная крупной добычей
возбужденно говорила крестная. — Сколько
живу, впервые за одну тоню мешок вытащила!»