Двойная радуга

замком оставлял верхнюю одежду и все ремни,
портупеи, кобуру, отнюдь не пустую. Ш и­
нель всегда тщательно чистил и выбивал пыль
из нее. Дед доставал наган, с непроницаемым,
неподвижным лицом заходил в дом, поднимал
пистолет на жену: «Убыо! Пся крэв!» Взгляд
мужа, пустой и холодный, как дуло пистолета,
действовал мгновенным отрезвляю щ им
средством, сбивая пламя истерики. Ж ена распрекрасно
понимала: нажать на курок — лучший
выход для мужа. Из двух возникающих
зол — раскрытие тайны и бытовое убийство —
последнее предпочтительнее. И стерика улетучивалась,
невыстреливший пистолет возвращался
на место.
Что-то кипело в бабушке и после смерти
мужа. Она страшно любила революционные
песни:
По военной дороге
Шел в борьбе и тревоге
Боевой восемнадцатый год...
Песня для бабушки была не абстрактным
«искусством ради искусства». Музыкально-поэтические
ассоциации основывались на конкретных,
перед глазами стоящих событиях той
военной кампании. И пела бабуш ка с яростным
задором:
Были сборы недолги, от Кубани до Волги
Мы коней поднимали в поход!