Двойная радуга

вытащу из-под завала. И за подмогой бежать...
Вот-вот стемнеет, дороги нет, явно не дойду
быстро. Лучше не рисковать».
«П ош ли-пош ли», — Олег положил руку
мне на плечо... Мы вышли на крыльцо, я за ­
крыл дверь, приставил к ней палку, как делали
здесь всегда, замками, уходя ненадолго, не
пользовались...
К машине мы вернулись затемно. Выехали
за Прудики на берег речушки, поставили палатку.
На газовой плиточке вскипятили чай, нарезали
ветчины, достали консервы, заветную фляжку.
Выпили, закусили, и стало так хорошо, так
радостно. Не от спирта. Что там та граммулька.
Я будто снял с души давний груз. Освободился
от горькой вины. Возвращением к умирающему
дому блудный непутевый сын покаялся перед
ним, засвидетельствовал свою память о нем. Нет,
не забыл я в жизненной суете тепло и любовь,
что царили в этом доме... Олег вдруг предложил:
«Давай завтра снова сходим?» Я стал рассказывать,
на стене среди других должно быть фото
отца на фронте. Совсем-совсем молодой с новенькой
медалью «За отвагу»... Это фото было
в единственном экземпляре... Кто же на фронте
будет тиражировать... Забравшись в спальники,
обсудили детали безопасного проникновения
в дом. На том и уснули.
Утром открыл глаза с ощущением, по мне
танк проехал. Полноценный танк. Болело все —
ноги, руки, спина, даже шея. Как говаривал мой