История римской литературы

Þëèàí Êóëàêîâñêèé ÈÑÒÎÐÈß ÐÈÌÑÊÎÉ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛÈÑÒÎÐÈß ÐÈÌÑÊÎÉ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛ Ïðèëîæåíèåчиками за букву d. От этого вполне справедливого утверждения (которое,к тому же, и подтверждено у Келлера многими примерами) ужаснодалеко до утверждения, которое позволяет себе автор в своем тексте, имы со своей стороны готовы признать большие палеографические затруднениядля перехода слова clemens в demens. — Не станем искать другихпримеров неуважения автора к палеографии.Дальнейший мотив нашего принципиального разногласия с г. Зенгеромзаключается в самом характере его критических приемов. Точкиотправления для его конъектуральной критики дает ему герменевтика.Это естественно и понятно, и утверждено, наконец, авторитетом Бёка.Но толкование толкованию рознь. Автор весьма часто обходит первуюзадачу научной герменевтики: точно уразуметь текст, а приступает к немус предвзятым мнением и сразу вносит в толкование свое личное мнениеи свое субъективное понимание данного места. При таком способепорча текста или его подложность доказывается легко, но зато вся аргументацияубедительна только для автора, а не для внимательного читателя.Часто прибегает автор к странному способу предупредить читателяпротив разбираемого текста своим переводом, который он даетпрежде чем приступить к толкованию. Называет автор свой перевод«буквальным» и передает латинский текст действительно слово за словом,даже в порядке подлинника. Для примера укажем на перевод первыхтрех строф первой оды I книги: «Есть (люди), которых тележкоюпыль олимпийскую когда набирали, тешит: и столб раскалившимися незадетый колесами, и пальма прославленная земель властелинов возноситдо богов; этого, если изменчивых толпа квиритов спорит троекратнымиподнят почестями, того, если в неотъемлемый запрятал амбарвсе, что с Ливийских ни выметается гумен, радующегося отцовские бороздитзаступом поля Атталовыми условиями никогда не сдвинешь (сместа), чтобы он бревном кипрским Миртийское, боязливым (став)пловцом, рассекал море» (стр. 202). В этом последнем месте есть уже нечтовроде перифраза; к этому последнему автор прибегает еще чаще.Так, начало 3-ей оды I книги автор передает так: «Корабль, желаю тебесчастливого пути в Аттику под условием, чтобы ты благополучно доставилВергилия в Аттику» (стр. 73). 8-й стих 7-й оды I книги —«Undique decerptam fronti praeponere olivam» — передается у него на стр.131: «иные только и знают, что приставляют ко лбу ощипанное дерево»;строфа 20-й оды II книги передается так: «Я сын вольноотпущенника,снискал себе бессмертную славу тем, что ты меня зовешь иногда обедать»,и рядом еще иначе: «Я, бедняга, не погибну для потомства, ибо тыменя называешь любезный» (стр. 265).216По поводу этого странного приема, который дозволяет себе г. Зенгер,заметим, во-первых, что мы не понимаем и не признаем того, что онназывает буквальным переводом. Перевод вообще есть перевод в понятия,а не в слова другого языка. Слова одного языка в огромном большинстведаже по объему покрываемого ими понятия не соответствуют словамдругого языка. Далее, кроме этимологического значения слова, есть ещедругой фактор — употребление. Наконец, язык поэзии, а в особенностилитературной поэзии, имеет у всех народов свой особый лексикон. Переводвообще возможен только для того, кто совершенно понял текст.То, что называется старинным именем «буквального перевода», существуетразве только в школьных интересах обучения детей чужому языку; кнему иные прибегают как к предварительному способу достигнуть приблизительногопонимания текста на чужом языке, чтобы, таким образом,подготовить возможность перевода. Но то, что, быть может, и полезнов младших классах гимназии, совершенно излишне в ученом сочинениии в среде людей, знакомых с латинским языком, для которыхпишет г. Зенгер свою ученую критику. Его «буквальный перевод» первыхстроф первой оды Горация есть по существу полнейший nonsens и, помещенныйна первой странице его исследования, он портит впечатлениеот всей его работы. К этому присоединяется и то, что перевод этот и неточен. Так, слово curriculo передано словом «тележкою». Но так ли это?Уже у Плавта слово curriculo употребляется при глаголах как наречие:Mostelleria 349; cur[riculo] currere, 918: c[urriculo] iube, Persa 199: c[urriculo]volare, Epidicus 12: c[urriculo] sequi. Далее слово curriculum может значить«ристание», например: Liv. 44 9, 4: «Nam semel quadrigis semel desultoremisso vix unius horae tempus utrumque curriculum complebat». Почему жеавтор выбрал здесь именно неподходящее слово «тележка»? Слово trabesон передает через «бревно» (почему бы уж не сказать «чурбан»? было быеще резче и сильнее). Нам думается, что если по способу г. Зенгера начатьпереводить современных иностранных поэтов на русский язык, толегко доказать всякие интерполяции и у них. Возьмем для примера великолепныйконец одного из перлов «Buch des Lieder» Heine:Und das Buechlein ist die UrneMit der Asche meiner Liebe —и попробуем перевести так: «эта книжка есть горшок с золой моей любви».Получается нечто столь уродливое, что можно, пожалуй, и заподозритьподлинность такого грубого образа у Гейне и видеть здесь какуюлибовставку.Если такую свободу дозволяет себе автор в переводе, именуемом имбуквальным, то в перифразах, приведенных выше, он идет еще дальше, и217