История римской литературы

Þëèàí Êóëàêîâñêèé ÈÑÒÎÐÈß ÐÈÌÑÊÎÉ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛÀíäðåé Ïó÷êîâ ÞËÈÀÍ ÊÓËÀÊÎÂÑÊÈÉ: ÏÐÎÔÅÑÑÎÐ È ËÅÊÖÈÈизложения Кулаковским в который раз находим подтверждение мысли Ю. Н.Тынянова (поддержанной Мироном Петровским), что творчество вершинногомастера вырастает не из предыдущего вершинного мастера, но из нереализованныхвозможностей предшествующих мастеров и подмастерьев другого уровня —«нижних этажей» литературы. Кто судит? Монтеню, например, представлялось,что в поэзии издавна первое место занимают Вергилий, Лукреций, Катулл и Гораций,в особенности «Георгики» Вергилия, которые Монтень считал «самымсовершенным поэтическим произведением». И тут же противоречие: «Но наиболеесовершенной мне представляется пятая книга «Энеиды» 91 . Если уж уМонтеня, которого М. Л. Гаспаров метко назвал «результатом скрещения АвлаГеллия с письмами Цицерона» 92 , столько разночтений касательно вершинныхмастеров римской словесности, что говорить о Кулаковском, который, излагаяэтой словесности историю, старается быть объективным, уделяя каждому авторуравное место. Он действовал, подчиняясь законам литературы, которые имеюттолько обратную силу: у них другой отсчет времени — в прошлое, назад, «отнуля вниз» 93 . Но всячески избегал «злокачественной ретроспективности», котораязаключается в том, что литературовед смотрит на путь писателя не перспективно,а ретроспективно, не с точки зрения — от чего шел писатель, а с точкизрения — к чему он пришел. «И хотя факты при этом излагаются в хронологическойпоследовательности, но причинно-следственные связи между ними видятсяв обратном порядке» 94 . В этом отношении Кулаковский гораздо ближе нашейс вами современности, чем собственной. Он не доказывает, а показывает,что история римской литературы — это постепенная, растянувшаяся на столетияграндиозная подготовка Золотого века и самый Золотой век. Все, что былопосле, не вписывалось в эту схему, разрушало общую конструкцию, и потомумогло существовать во фрагментах и деталях (авторах, их трудах) как воплощениеcupiditas scientiae, жажды знания. И это не «злокачественная ретроспективность»,но качественная иллюстративность.Потому центральное (в том числе и по объему) место в лекциях Кулаковскогозанимает Золотой век. Произведения римских поэтов и прозаиков, творившихв это время, всегда привлекали наибольшее внимание не только тех, ктозанимается исследованием профессионально, но и «простых» ценителей поэзии.Стоит сказать, что нынешние переиздания Вергилия, Катулла, Марциала, Плавта,Теренция, Овидия, Цицерона и Лукреция в хороших, комментированных пе-91 Корабли мысли: Зарубежные писатели о книге, чтении, библиофилах (Рассказы, памфлеты, эссе).М., 1980. С. 11.92 М. Л. Гаспаров. Записи и выписки. М., 2000. С. 348.XL93 Мирон Петровский. Книга о Корнее Чуковском. С. 364.94 Там же. С. 11.Титульная страница магистерскойдиссертации Ю. А. Кулаковского«Коллегии в древнем Риме» (Киев, 1882)с дарственной надписью В. Б. Антоновичу.Публикуется впервыереводах — никак не дань абстрактной необходимости «издавать классиков» (чтобыло возможным в советское время): это реакция на спрос, который нарочно неподделаешь. Не только специалист-литературовед и филолог-классик ныне читаютримского автора, но и человек, не чуждый словесности и подвигом сердцавлекомый к ее красным образцам. Пожалуй, не только сальность Марциала иКатулла привлекательны в Марциале и Катулле. Не только анекдотичность, смехотворностьсюжета, — с современной точки зрения довольно пресная, — занимаютчитателя в Плавте и Теренции, и отнюдь не только назидательная мудрость,ставшая афоризмом, любопытна в речах Цицерона и «Нравственныхписьмах к Луцилию» Сенеки. Есть нечто более высокое, чем умело и образносказанное слово: духовная производность слова 95 , заводящая моторчик любопытствак древнему автору. Что «произведет» в нашем чувстве и сознании его слово,кроме сюжета и жанра? В противоположность детективу, текст римского писателяпреподносит не только занимательность, сюжетную интригу, но и ненаучнонеуловимое — то, каким образом (каким словом) эта занимательность преподне-95 О «производном слове» в лингвистическом отношении (как проблеме слова в системе языка)много размышляла Е. С. Кубрякова (Части речи с когнитивной точки зрения. М., 1997; Язык и знание.М., 2002).XLI