История римской литературы

Þëèàí Êóëàêîâñêèé ÈÑÒÎÐÈß ÐÈÌÑÊÎÉ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛÀíäðåé Ïó÷êîâ ÞËÈÀÍ ÊÓËÀÊÎÂÑÊÈÉ: ÏÐÎÔÅÑÑÎÐ È ËÅÊÖÈÈтолько памятник князю, Университет, Владимирская горка, Владимирскийспуск, Владимирский собор (1862–1896 гг.), крестный ход и учрежденный ЕкатеринойII орден, но и улица Владимирская, на которой расположен Университет.Именно улица Владимирская, изламываемая Владимирским проездом, —основание «креста св. Владимира», четко прочитываемого в городском каркаседо сих пор. Крест — это прежде всего богословский термин, означающий совокупностьжизненных лишений, страданий, тяжелых обязанностей, мучительнойборьбы нравственного долга с искушениями греха («Кто не берет крестасвоего…, тот недостоин Меня», Мф. 10 : 38); но крест — это и орудие казни вдревнем мире, в провинциях Римской империи. «Владимирская улица и Владимирскийпроезд — фуникулер (ведущий к набережной Днепра)» и «Андреевскаяцерковь — Владимирская горка» — вот две «перекладины», скрещивающиеся уМихайловского собора в честь хранителя Киева архангела Михаила: планировочныйcrux immissa vel capitata латинского образца. В «основании» его (suppedaneum)как бы дислоцировано здание Университета.«Владимирское» четырехконечное древо центрального планировочного узласо всей красочной палитрой топонимических «владимирских» реалий Киева,будучи совмещенным с практикой крещения по византийскому, эллинскомуобряду, не могло не наложить отпечаток на градостроительное миросозерцаниеи Кулаковского, и Булгакова. Быть может, читая лекции о Риме, потому Кулаковскийписал о Византии, а Булгаков, мысля о языческом Риме, потому писало христианском Киеве, что сама городская топонимика первому подсказывалаточку отталкивания, второму — точку притяжения. Кулаковский нес свой«крест» по Владимирской улице в Университет, Булгаков — по тексту «Белойгвардии» — в мировую литературу.Можно усомниться в своеобразии видения Кулаковским «Рима как Киева»:неужели до него приват-доценты и профессора классической филологииУниверситета св. Владимира мыслили свой предмет иначе? Ведь по большомусчету, все преподаватели, читающие одну и ту же дисциплину, пользуются похожимиметодами и исходят из общих посылок. Перед приходом Кулаковского накафедру римской словесности ее занимали И. В. Цветаев, А. К. Деллен, В. И.Модестов. Несоизмеримы сроки, которые провели в Киеве в качестве университетскихпрофессоров названные ученые. Цветаев, занимавшийся оскскиминадписями, читал в Университете св. Владимира два года, Модестов — девятьлет, а Кулаковский — почти сорок. Может, именно этот критерий свидетельствует,что отношение Юлиана Андреевича к Киеву было несколько иным, чем умосквича Цветаева и петербуржца-одессита-римлянина Модестова: глубоко искренним.Киев стал родным городом Кулаковского, в ландшафтах которогоблагодаря его усилиям звучала история римской словесности, а конспект по еекурсу оказался памятником научной прозы начала XX века, еще одним своеоб-XXXразным памятником св. Владимиру. Недаром ведь, когда в 1915 году Университетвынужден был эвакуироваться в Саратов, Кулаковский на Совете университетавыступил с проникновенной речью, утверждая, что Университет св. Владимираможет находиться только в Киеве 64 . Ох, недаром!Недаром ведь когда после нашествия галлов, сжегших большую часть Рима,некоторые граждане хотели переселиться в только что завоеванный этрусскийгород Веи, популярный полководец Фурий Камилл отговорил их, в горячейречи настаивая, что нигде, кроме как на земле Рима, не могут быть его богии святыни: храм Юпитера на Капитолии, огонь хранительницы города Весты,смоковница, под которой волчица кормила молоком Ромула и Рема, хижина игробница Ромула и т. д. 65 . Римскому политику удалось отговорить сограждан,киевскому профессору, наверняка вспомнившему этот эпизод, — не удалось. Ивремена были иные, и общественный статус выступавших — разным.Ëàòèíñêèé ÿçûê, ñàìîîöåíêàè õàðàêòåð ÊóëàêîâñêîãîБулгаков для «ершалаимских сцен» в романе «Мастер и Маргарита» использовалпьесу К. Р. 66 «Царь Иудейский» (которая, как заметил Мирон Петровский,до революции запрещалась из религиозных соображений, после — изантирелигиозных), и потому не может считаться человеком, который будто «видел»древний Иерусалим «своими глазами» и досконально изучил вопрос, а профессиональнаязанятость его как писателя была физически несовместима сштудированием того объема источников, который был якобы использован в романе.Это обстоятельно доказано Мироном Петровским 67 . «Мнимая эрудиция»Булгакова не отразилась на бесспорных литературных достоинствах «Мастера…»,да она была и не нужна! В этом смысле эрудиция Кулаковского относительноРима и его истории — противоположность эрудиции Булгакова. ЕслиБулгаков нехотя сделал из знания об Иерусалиме творческую тайну, которую64 Alma Mater: Університет св. Володимира напередодні та в добу Української революції(1917–1920)… Кн. 1. С. 59.65 Тит Ливий. История Рима от основания города V 52, 1–7.66 Великий князь Константин Константинович (1858–1915), дядя Николая II, президент Императорскойакадемии наук, «августейший поэт» и адмирал. На его стихи Чайковский, Рахманинов и Глиэрписали романсы, а стихотворение «Умер бедняга в больнице военной…» сделалось основой народнойпесни. См.: В. С. Соболев. Августейший президент: Великий князь Константин Константинович воглаве Императорской академии наук (1889–1915 гг.). СПб, 1993; М. И. Вострышев. Августейшее семейство:Россия глазами великого князя Константина Константиновича. М., 2001.67 Мирон Петровский. Мастер и город… С. 117–136.XXXI