Þëèàí Êóëàêîâñêèé ÈÑÒÎÐÈß ÐÈÌÑÊÎÉ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛÈÑÒÎÐÈß ÐÈÌÑÊÎÉ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛ Ëèòåðàòóðà Ðåñïóáëèêèимевшие форму сатурнова стиха, у римлян существовали в самой глубокойдревности, и они имели вид твердо застывшей, неизменной формулы,в которой нельзя было ни переменить, ни переставить ни одногослова. Нужно было, чтобы бог был назван своим точным именем и чтобысодержание имело определенную форму, — и только тогда молитваили гимн возымеют свою силу и действие. Понятно, что будучи такоймертвой, неподвижной формулой, эти молитвы и гимны не были источникомпоэзии, как это было у греков.В Риме издревле существовали жреческие коллегии — коллегия салиев,коллегия арвальских братьев, — которые имели свои песнопения,исполнявшиеся при религиозных обрядах.Происхождение коллегии салиев легенда объясняет из чуда. Прицаре Нуме Помпилии упал с неба щит, дававший римлянам победу. Тогдаримляне сделали еще одиннадцать таких же щитов, возникла коллегиясалиев 1 , то есть скакунов, которые в марте месяце «подымали» этищиты, ходили с ними по городу и сопровождали это шествие пением иплясками. 17-го сентября эти щиты прятались; точный смысл этогообычая уже непонятен, но в этом обряде есть нечто очень архаическое.Коллегия салиев была аристократическим учреждением, состояла изпатрициев и существовала непрерывно. Имя Августа в виде почета быловключено в песни салиев. Очевидно, песни эти были воззванием кбогам; включение же в них имени Августа есть религиозное освящениеособы императора. От жреческой коллегии салиев остались толькоскудные отрывки их религиозных песен, смысл которых непонятен нетолько нам, но и древним римлянам, столь архаичен текст песен этогодревнейшего сообщества. Древнейшим исследователям языка песен салиев— Элию Стилону и ученику его — Варрону — очень многое былонеясным. Квинтилиан, живший в половине I века по Р. Х., говорит, чтоэти песнопения не вполне понятны самим жрецам салиям. Горацийсмеется над ученым, который воображает, что может понять что-либо впеснях салиев (Epist. II 1, 86):Iam Saliare Numae carmen qui laudat et illud,Quod mecum ignorat, solus vult scire videri(Вот человек, который превозносит салийский гимн Нумы и хочетпоказать, что он один знает то, в чем он такой же невежда, как и я).Такая ранняя непонятность этих песен вполне объяснима, когдамы вспомним, что, восходя к древнейшим временам, они оставались1 См.: И. В. Нетушил. Arma Ancilia // Филологическое обозрение. 1895. Т. VIII. С.145–152. — Ред.8неподвижными в языке мертвыми религиозными формулами.Такой же жреческой коллегией были fratres arvales, арвальские братья1 . Легенда возводит происхождение этого общества еще к Ромулу, тоесть считает ее еще более древней, нежели коллегию салиев. Это обществосуществовало и позднее, и в его песнопения, как и у салиев, быловключено имя Августа. О деятельности арвальских братьев мы имеемсведения в протоколах на мраморных досках, относящихся к III веку поР. Х., где сообщается, что собрались жрецы, совершили жертвы с пляскамии пением, причем приводятся молитвы и песни. На одной из этихмраморных таблиц приводится следующий гимн арвальских братьев:Enos, Lases, juvate! (три раза)Neve lue rue, Marmar / sins incurrere in pleores! (три раза)Satur fu, fere Mars, / limen Sali sta berber! (три раза)Semunis alternei / advocapit conctos. (три раза)Enos, Marmor, juvato! (три раза)Triumpe! (пять раз)Мы имеем здесь дело с памятником латинского языка глубочайшейдревности. Так, в первой строке этого гимна Enos, очевидно, означаетnos; Lases — вместо Lares, так как s перешло в r за три века до Р. Х. Перваястрочка означает, таким образом, «Помогайте нам, Лары» 2 .Здесь опять прочная, неподвижная, мертвая формула, мертвеннаярелигиозная лирика, не могущая быть источником развития поэзии.Личное начало в этих религиозных гимнах отсутствовало. Лишь гораздопозднее, в культах, возникших под греческим влиянием, нашлось местои для поэта, и вообще религиозные мотивы вошли в лирику, как этомы встречаем, например, у Горация.На то обстоятельство, что разобранные религиозные гимны былиcarmina, стихотворения, есть указание Квинтилиана.1 См.: И. В. Нетушил. Амбарвалии, арвальские братья и арвальская песнь // Филологическоеобозрение. 1897. Т. XII. С. 195–205. — Ред.2 В. И. Модестов переводит этот гимн так:Нам, Лары, помогите.Не попусти, Марс, засухи на цветы.Будь сыт, свирепый Марс, остановись палить жилище Салия (?).Он будет призывать в антифонном пении всех Семонов.Помоги нам, Марс.Скок, скок, скок, скок, скок.9
Þëèàí Êóëàêîâñêèé ÈÑÒÎÐÈß ÐÈÌÑÊÎÉ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛÈÑÒÎÐÈß ÐÈÌÑÊÎÉ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÛ Ëèòåðàòóðà Ðåñïóáëèêè10ÊÎÍÂÈÂÀËÈÈ, ÔÅÑÖÅÍÍÈÍÛ È ÀÒÅËËÀÍÛКроме религиозных гимнов, были у римлян и другие народные песни.К такого рода песням должны быть, прежде всего, отнесены convivalia,застольные песни. Темой этих песен являлось прославление предков,и пелись они, как показывает самое название, во время пиров. Осуществовании таких застольных песен у римлян мы имеем три упоминанияу Цицерона. Он ссылается при этом на свидетельство КатонаСтаршего в сочинении его «Origines». Цицерон сообщает: «Серьезныйписатель Катон в своих «Началах» говорит, что у предков был такойобычай на пирах, что возлежавшие пели один за другим под флейту заслугии доблести знаменитых людей». Катон утверждал при этом, чтотакой обычай у римлян был еще за много веков до него. У Горация тожеговорится о пении за обедом в честь предков, но этот же обычай был иу греков, потому трудно сказать, говорит ли Гораций о национальномявлении или находится под греческим влиянием. У Валерия Максимаговорится, что за обедом распевались песни для возбуждения в юношахсоревнования славным делам предков. Ноний передает свидетельствоВаррона, что застольные песни были у римлян, и пелись они мальчикамито одним голосом, то под звуки флейты. В свидетельстве Варрона мыимеем уже поющими мальчиков, в то время как Катон говорил, что пеливозлежащие за столом, то есть старшие.Все эти свидетельства и большие или меньшие противоречия в нихчрезвычайно важны, потому что в вопросе о существовании convivaliaпред нами вопрос о существовании народной эпической песни у римлян.Этот вопрос многократно обсуждался учеными. Еще ученый XVIIвека Призоний остановился над вопросом, был ли у римлян народныйэпос; он пришел к утверждению, что такой эпос был, и ссылался приэтом именно на convivalia. Г. Нибур тоже утверждался в мысли, что эпосбыл у римлян. В доказательство он указывал, кроме свидетельства застольныхпесен, на то, что первая книга историка Тита Ливия имеет воснове своей эпический элемент — именно народные былины. По мнениюГ. Нибура, в книге Ливия чувствуется конец одной и начало другойэпической песни, чувствуется тот демократический тон, который могиметь своим источником именно только народные былины. В срединепрошлого столетия [XIX века] русский ученый Н. М. Благовещенский 1также горячо отстаивал существование эпоса у древних римлян, и в до-1 См.: Н. М. Благовещенский. Ателланы // Пропилеи: Сборник статей по классическойдревности, издаваемый П. М. Леонтьевым. М., 1851. Кн. II. Отд. первый. С. 155–180. — Ред.казательство опирался на те же конвивалии. Противоположного мненияоб этом вопросе держался немецкий ученый Г. Швеглер 1 ; разбираяпервую книгу Тита Ливия, он выделяет из нее сказания, саги, мифы, всеже остальное, что Г. Нибур склонен был считать эпической поэзиейримского народа, Г. Швеглер признает лишь риторикой самого Ливия,который пользовался литературными источниками, именно — анналистами.Мысль Г. Швеглера прочно укрепилась в науке, и лишь позжеитальянский ученый Кокке и русский — В. И. Модестов — снова настаивалина том, что Тит Ливий имел пред собою народные эпические сказания,и что эпос в Риме был; В. И. Модестов указывал, например, чтомиф о Кориолане — народная былина. Проф. Ю. А. Кулаковский в этомвопросе стоит на точке зрения Г. Швеглера: нет бесспорных основанийпризнавать существование эпоса в Риме; свидетельство Катона Старшегосомнительно; относящиеся сюда строки Горация очень легко могутотноситься к греческим обычаям; свидетельство Варрона вносит впредыдущие свидетельства противоречие; в историческое время мысведений об этом не имеем. Все это заставляет вопрос о существованииу римлян народного эпоса оставить под сомнением.Можно указать другой источник народного творчества у римлян,более живой. Об этом говорит Гораций: «В старину земледельцы, людикрепкие и довольные малым, после убора жатвы, облегчая праздничнымвременем свое тело и самый дух, переносящий тяжелый труд лишьв надежде на его окончание, приносили, вместе с своими помощникамив работе — детьми и верными женами, в жертву Земле — свинью,Сильвану — молоко, а Гению, напоминателю о кратковременностижизни, — цветы и вино. Эти праздники породили вольность фесценнинов,бросавших в ответных стихах деревенские колкости» (Epist. II 1,139). О таких же сельских праздниках после жатвы сообщает Вергилий1 Обсуждая труд Ю. А. Кулаковского «К вопросу о начале Рима» (Киев, 1888), А. Ф. Энманкритически утверждал, что «один из наших талантливых ученых увлекся мыслью соединитьархеологическую задачу с критически-литературною, ставя решение последней взависимость от первой. Это явная ошибка в постановке вопроса; поэтому и не удивительно,что предпринятый новый разбор о начале Рима не привел ни к каким значительно новымрезультатам. Автор труда «К вопросу о начале Рима» напрасно оставил дорогу, проложеннуюего авторитетными предшественниками, особенно же высокоуважаемым всемиШвеглером» (А. Ф. Энман. Легенда о римских царях, ее происхождение и развитие. СПб,1896. С. 9). Хоть и недолюбливал Юлиан Андреевич немецкую историко-филологическуюученость (с Теодором Моммзеном во главе, у которого воспитывался как эпиграфист), но,как видим из текста лекции, с мнением Г. Швеглера расходился не во всем. — Ред.11