ХРИСТОМ ДО КОНЦА

СО ХРИСТОМ ДО КОНЦА
Мучительным для священников было ежедневное приведение их в зал
суда под охраной, допросы, обратная дорога, возвращение в полночь в мрачные
тюремные камеры.
Арестованных опекала председатель делегатуры Польского Красного Креста
в Москве Екатерина Павловна Пешкова – бывшая жена писателя Максима
Горького. Она заботилась о заключенных, следила, чтобы они получали еду,
белье, выполняла их просьбы; позаботилась об организации питания в зале
суда. Кроме того, заключенных в тюрьме священников посещали тайные монахини
францисканки миссионерки Марии.
Обвиняемые не могли рассчитывать на то, что власти поймут их духовные
переживания, связанные с несоответствием советских законов с их совестью и
убеждениями. В рамках советского законодательства, основанного на атеизме
и ненависти к религии, у обвиняемых не было никаких шансов. Они не могли
доказать ни свою правоту, ни свою невиновность.
О. Будкевич все переносил безропотно. Он говорил медленно, почти тихо,
иногда оправдывался, словно разрешая себе что-то вспомнить: «Выше всего я
ценил покой, я никогда не любил споров и ссор. Я посвятил себя работе».
Прокурор Крыленко потребовал смертной казни для еп. Цепляка и
о. Будкевича.
В своем последнем слове о. Будкевич, опираясь на свои записи, аргументированно
отверг все обвинения, дав своим поступкам и поступкам других
обвиняемых объяснение, согласное учению Католической Церкви и доводам
обычной логики. Он отдавал себе отчет, что дело идет о его жизни и смерти,
однако верил, что можно разговаривать с людьми. Даже Красикову, по всей
видимости, автору сценария процесса, человеку, которого экзарх Федоров называл
«известным пьяницей», о. Будкевич нигде в своих документах не дал отрицательной
характеристики.
О. Будкевич перед лицом смерти
МУЧЕНИЧЕСТВО СЛУГ БОЖЬИХ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ
Высший Революционный Трибунал признал о. Будкевича виновным
«…в сознательном руководстве (…) контрреволюционными действиями организации
петроградских католических священников, направленными к сопротивлению
Советской власти, ослаблению пролетарской диктатуры, восстановлению
старых имущественных прав церкви и провокации масс прихожан
к выступлению против Советской власти, – провокации, приведшей, при наличности
религиозных предрассудков этой массы, к таковым выступлениям,
а также в отказе выполнять советские законы, что предусмотрено статьями
62, 119 и 121 Уголовного Кодекса» и на этом основании приговорил к высшей
мере наказания через расстрел. Амнистии к о. Будкевичу не применили. Все
его имущество конфисковывалось.
В своем последнем слове о. Будкевич не признал ни одно из обвинений,
отметив только, что он всегда пытался договориться с властями так, чтобы не
нарушить принципов существования Церкви в государстве.
По совету защитников о. Будкевич написал во ВЦИК прошение о помиловании.
Текст приговора был опубликован на следующий день. Во всем
мире поднялась волна протестов против решения суда. 29 марта Президиум
ВЦИК, ввиду «крестьянского происхождения» архиеп. Цепляка, заменил
ему смертный приговор 10 годами тюремного заключения. Прошение
о. Будкевича было «оставлено без внимания» потому, что он был
якобы государственным изменником в пользу «иностранного буржуазного
правительства». Такая формулировка давала оружие в руки советских
пропагандистов, которые интерпретировали как заступничество мировой
буржуазии за своего человека поступавшие со всего мира просьбы о помиловании
о. Будкевича.
Ватикан, правительство Польши, церковные деятели из разных стран, мировая
пресса пытались по разным каналам влиять на представителей советских
властей, чтобы приговор был отменен. Польский посол в Москве Роман
Кнолл обратился к высокопоставленному чиновнику в советском комиссариате
иностранных дел Якову Фюрстенбергу-Ханецкому с просьбой не приводить
в исполнение смертный приговор в отношении о. Будкевича, а обменять его,
но получил отказ.
О. Будкевич первоначально оставался в камере вместе с другими заключенными
священниками. Он вел себя спокойно, как будто не произошло ничего
чрезвычайного. Когда прелат Малецкий по поручению архиепископa в беседе
с о. Будкевичем упоминал о подготовке к возможной смерти, тот ответил,
что «полностью спокоен и на все готов, что мало кто его понимает, и что только
Бог видит его жертву за все его грехи. В этих последних словах, сказанных
со слезами на глазах, чувствовалось искреннее и полное доверие воле Божьей».
В Страстную Пятницу, 30 марта, его сокамерники прочли в газете ответ
Президиума ВЦИК на прошения о. Будкевича и архиеп. Цепляка о помиловании.
В это время о. Будкевича не было в камере. Когда он вернулся, сокамерники
умолчали об отклонении помилования; однако через некоторое время
сообщили ему об этом и показали газету. Тогда он спокойно сказал, что не
стоило этого от него скрывать, поскольку он ко всему готов. Несколько заключенных-мирян,
православных русских, которые сидели вместе с католическими
священниками и видели, как приговоренный вел себя, отзывались с почтением
и восторгом о невозмутимом спокойствии о. Будкевича и называли его
счастливым, потому что он страдал и умер за правое дело.
В Великую Субботу, 31 марта, около 10 часов утра, о. Будкевича перевели
в одиночную камеру №. 42. Он спокойно простился со всеми. Вечером он отправил
в прежнюю камеру книгу, которую перед уходом забрал с собой, и
в ней написал, что он один сидит в камере № 42, что там чисто и тепло.
Около 11:30 ночи пришли двое, приказали ему собрать вещи и отвели
в ожидавший во дворе автомобиль. О. Будкевич сказал этим людям, что ему
ночью не дают покоя; сам он был совершенно спокоен. Проходя по коридору,
он подарил одному заключенному свои сигары и пошел к машине.
Согласно другой версии, архиеп. Цепляка и o. Будкевича посадили в одиночные
камеры строгого режима в тюрьме Госполитуправления после вынесения
смертного приговора, т. е. 26 марта. Оба приговоренных несколько раз
обращались к начальнику тюрьмы с просьбой разрешить им перед смертью
увидеться с другими заключенными. Начальник ответил им следующее: поскольку
приговор еще не утвержден ВЦИК и, скорее всего, будет смягчен,
любые свидания запрещены. До последнего часа архиеп. Цепляк и прелат
Будкевич ничего не знали о своей судьбе. Около 5 часов пополудни 31 марта
архиепископу сообщили o замене смертной казни на 10 лет тюремного заклю-
114 115