Prokopyev_monology

пятьдесят! Всё равно гонят. П риходим на шахту, там проверяют —
у кого носы, щёки обморожены? И давай снегом тереть.
'' ' Защ ищ аясь от ветра с морозом, уши у ш апки завяжешь, на ли-*
цо тряпочку, под шапку концы заправиш ь, одни глаза открыты.
Брови, пока идёшь, обледенеют, коркой покрою тся. На шахте говорю:
«Облысеют брови!» «Н е бойся!» — смеются.
И уже не знаешь, что лучше — вот так вот мучиться или в яму
угоЛить, что у дороги слева, как на шахту идти, выкопана. Огромная
яма. Всю зиму в неё каждый день по несколько человек кидают.
Похороны надо было видеть. Обычно знаешь, из какого барака
выносить будут. Бывает, пойдёшь посмотреть. Арба-тележка одноосная.
Один человек впереди впрягается, другой сзади толкает.
Везут покойника к вахте. Тот абсолю тно голый, циновкой закрыт.
Японский мешок из-под сахара распороли, сахар мелкий, как
мука-пудра. Покрывало в последний путь. К вахте привезли, оттуда
надзиратель выходит. С увесистым молотком в руке. Откинул
циновку, посмотрел на труп и молотком в лоб как даст-даст! Не заплачет
ли покойник, не закричит ли дурниной? Нет, молчит как
рыба — порядок, можно закапывать. Ударная контрольная проверка
на случай: вдруг задумал зек хитроумный побег, как в «Графе
Монтекристо» у Дюма.
Начальство требовало: «Давайте норму!» «Кормите, —говорили
мы, —будем выполнять». «Ага, вы убежите».
Куда? В яму, предварительно получив последний привет молотком
по лбу.
Забор в лагере метра четыре с половиной — пять, не меньше.
Сосну валят, вершинку отпиливают, ош куривают, такие болванкикругляки
друг к другу ставят, а сверху три ряда колючей проволоки.
Что мы, волшебники, перелезть через такую преграду? Перед
забором предзонник — мёртвая зона четыре метра. Перепахана,
перекопана, и всё время ухаживают за ней, кто в лагере сидит,
за зону на работу не ходит, они граблями разравнивают, комочки
разбивают. Помню двух мостостроителей из Ташкента. Пожилые,
оба седые-седые. По десятке сначала дали, мерка такая в тридцатые
годы была, отсидели, думали: всё — домой. Им объявляют: сидеть
до особого распоряжения. Тогда-то, рассказывали, окончательно
и побелели. Что интересно, не разъединяли их. Вместе из лагеря
в лагерь кочевали. Боже, сколько замечательных людей перед
глазами прошло. Как скажут, за что посадили... Эти же мосто-