Prokopyev_monology

Везучий
из первых в Речлаге, где —это позже вычитал — сидело более тридцати
пяти тысяч зеков...
И началось. Наутро весь лагерь гудел: освобождают до срока
политического. Новость разлетелась в мгновение ока. Сначала
не поверили — не может быть! Но меня на работу не выводят, знач
и т/н е так просто. Зек для чего сидит — работать, вкалывать, давать
норму. Если работу отменяют не по болезни — это из ряда вон.
Политзеки выводы делают: при Сталине никого не освобождали,
Сталин умер, наверное, теперь будут освобождать. Вот он, первый
счастливый человек. Мне даже один говорил: «Десница Божия
на тебя указала».
Утром бригадам надо строиться на вахте, а они из своих бараков
бегут на меня посмотреть, самолично желают лицезреть уникального
зека. Спрашивают: «Аты сам-то веришь?» Трогают меня,
толкают: «Ты счастливый! Ты, наверное, молился хорошо...» Не так
уж я сильно молился. Ну, перед сном, если были силы... 11аш барак
пытается выйти, а никак — затор, ни туда ни сюда, чужие к нам валом
валят. Я уже стал бояться, предложил ребятам-соседям: давайте
окно вышибу и вылезу. Что-нибудь надо делать? С других бараков
пробиваются ко мне, всем нужно увидеть счастливчика, чтото
сказать. Один говорит: я такой-то из Чехословакии, пожалуйста,
сообщи обо мне. Умоляют, просят. Пишут записочки с адресами,
фамилиями родственников... Я собирал. По при выходе из лагеря
охранники отобрали все до одной...
Я стал бояться — меня растащат. Прут со всех сторон на мои
нары. Один стоял-стоял, потом раз — у моей туж урки карман
оторвал и дёру. Талисман себе оторвал. Па какой ляд он ему понадобился?
Кто-то спрашивает: какой срок у меня, откуда я? Другие
встанут молча и смотрят-смотрят. Будто я святой. Никогда не
забуду одни глаза... Узколицый, болезненного вида, неопределённого
возраста человек... Да и как там определиш ь? Мне тридцати
пяти не было, а выглядел стариком. До того жалобно смотрел
па меня, вроде надо радоваться — освобождают человека, а у него
слёзы в глазах. Сам, наверное, не чаял выбраться домой... Комуто
надо обязательно коснуться рукой моего плеча, за локоть подержать.
В надежде — моя радость на него перейдёт... Кто-то спрашивает:
«Ты русский?» Больше половины иностранцев в лагере,
со всех стран мира...
Я взмолился, прошу помощи у конвоиров: «Больш е не могу.
Они меня задёргали, их тысячи, идут и идут, разве так можно?»