Prokopyev_monology

— Всё, мама, — обещал, — хватит жить ханыгой!
Как радовалась! В жизни так не радовалась, как тогда. Чистый...
С дочерыо играл. Всего на неделю хватило. А ведь печень посажена
до цирроза. Он ещё и пил. Наркотики, водка... Каких-то доходяг
вонючих домой приводил. Спят в блевотине, обгадятся, небритые...
Говорить бесполезно... Ничего не понимал...
Как мучился перед смертью.
— Мама, спаси меня, — плачет, — умираю, спаси, болит всё,
ты сможешь, спаси ещё раз, хочу жить! Хочу...
Мы в пьесе играли про умирающих, и вот она жизнь...
— Васенька, я тебя два года спасала, ты не слушался...
Как моё сердце выдержало?
— Мамочка, прости, никогда не буду колоться...
Ничего я не могла. Печень разложилась...
Соседа, наркомана, хоронили, глаза выпучены, веки не закры ­
ты, рот оскален. Ж уткий вид. У Васи тоже глаза сразу выпучены
были... Я со всей силы нажала большими пальцами, вдавила в глазницы
и держала, пока не встали на место. Закры ла веки...
Хороший был покойник. Они красивые были покойники, и Витя,
и Вася.
Всем всё простила: маме, сыновьям — всем, но забыть не могу.
Не могу...
В церковь не хожу. Иногда иду мимо, загляну, если службы
нет... Постою, посмотрю в ту сторону, где раньше было возвыш е­
ние для певчих... На кладбище редко бываю, там со мной что-то
происходит. Голова как не своя. Могу выйти с кладбищ а и не знаю,
в какой стороне дом. Всю жизнь в селе прожила, а стою, как баран.
Раз в будний день захотелось к сыночкам, пошла... Л спроси: была
у них тогда, нет ли — не вспомню... Потеряла сумочку, зонт... О чнулась
— сижу на лавочке у чужой могилы...
Ильич мой, как Васю похоронили, запивался, сейчас бросил.
В рог не берёт. Внучки, Витины доченьки, славные девуш ­
ки. Но мы, старики, им уже не нужны. Редко когда зайдут. Внучка
Светланка — мать-то в тюрьме опять сидит — с нами. Возле неё
и греемся...