Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

100
наверное, и разошлись эти три письма1 с такой неслыханной радиоскоростью и с
такой же неслыханной широтой. Так стремительно распространяются мрачные слухи
и злободневные анекдоты. Отчего здесь видятся мрак и жуть, я думаю, ясно, и
об этом речь у нас еще впереди. А вот отчего анекдот? Оттого, пожалуй, что
Эйдельман, посылая свой внешне корректный, но по сути уничтожающе резкий выпад,
словно бы и не ждал ответного выпада или ждал тоже вполне корректного,
по правилам и в пределах литературных приличий. И тут ему — хоп! Такой
сюрприз. Помереть со смеху.
И еще один как бы просчет Эйдельмана... Говорю ’’как бы”, потому что не
очень уверен, потому что при всей солидарности с общим смыслом не вполне понимаю
исходный замысел: писать Астафьеву, а не про Астафьева... Так вот, такой,
как будто, просчет, что письмо Эйдельмана лояльно на сто процентов, чуть
подправить, а может, и так сойдет, — и сейчас в ’’Известия”; а Астафьев
ответил свободно и даже рискованно, помянул не только ’’еврейский гной”,
все-таки пока еще вслух никем не дозволенный, но и царя —в откровенно монархическом
духе, и Бога не просто так, для словца ввернул, а высказал себя
безусловно верующим, — немало для известного советского писателя, лауреата
Государственных премий. Браво, Астафьев!
Браво. Но вот, такое быстрое время: все меняется, только успевай поворачиваться.
И Астафьев, и те, кто с ним солидарен, поворачиваются и хорошо успевают.
И они-то знают в каждый момент, что можно, чего нельзя. Эйдельман правильно
осторожничал, обстановка была не в его пользу, и даже интеллигенция, и
даже сейчас —далеко не вся на его стороне. А Астафьев правильно распоясался,
ни черта ничем он не рисковал, все это уже было можно и даже нужно. Самая
главная наша газета выразила —косвенно —ему поддержку и впрямую —порицание
Эйдельману. Он, оказывается, написал письмо, ’’провоцирующее на резкий ответ”,
- поступок безнравственный и недостойный. Ай-яй-яй, Натан Яковлевич, что же вы
так?
2.
Действительно, что же вы так, Натан Яковлевич? Это уже я говорю, обернитесь,
пожалуйста. Я здесь, совсем с другой стороны. Что же вы так? Ведь
вы же писали не для ’’Известий”... А тогда к чему эти все предисловия, туда
и обратно характеристики? Про отца своего... Просто больно читать. И что, вы
действительно полагали, что Астафьев не знает вашего имени, никогда не слышал
о ваших статьях и книгах? И даже если иметь в виду, что обращение к нему —
это только форма, а текст изначально был предназначен широкой публике, то и
тогда, уж наверно, не столь широкой, чтобы ей вот так, с нуля, представляться.
’’Член СП...” Это автор ’’Лунина”, книг о Павле и Карамзине. Мельтешенье
какое-то, простите меня, ради Бога!
И в другую сторону, к адресату - опять какие-то странности. ’’Лучшие за
многие годы описания природы”. Это уже из школьных сочинений, из нашего с
вами детства. ’’Роль описаний природы в романах Тургенева...”
Но все-таки главное мое недоумение, главное расхождение мое с Эйдельманом
— в его втором письме, заключительном. ”В диких снах не мог вообразить в
одном из ’’властителей дум” столь примитивного, животного шовинизма, столь
элементарного невежества”. Это мне уж совсем непонятно. Если это такая игра,
вообразить, мол, не мог, то слишком серьезен общий тон и контекст. Если же,
что скорее всего, Эйдельман и впрямь здесь вполне серьезен и искренен, то чем
же тогда при чтении трудов Астафьева было занято его воображение? Да нет, он,
конечно же, все увидел и понял, и не только в одном рассказе о Грузии, но
даже и в той чудесной книге с лучшими за тридцать или сорок лет описаниями
1 Опубликованы в журн. ’’Страна и мир”, 1986, 12. — Ред.