Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

167
ствует при рассмотрении авторитарных систем правления. Гораздо труднее использовать
его при анализе других систем. Можем ли мы, например, с уверенностью
утверждать, что в парламентских демократиях Западной Европы и Северной
Америки цензура вообще отсутствует?
Конечно, нет. Дело в том, что слово "цензура” в строгом смысле (и даже в
том смысле, как я пытался ее определить) не вполне применимо к процессам,
происходящим в этих странах, и к тем ограничениям, которые налагаются здесь
на свободу самовыражения.
Сложность ситуации в демократическом обществе обусловлена тем, что свобода
самовыражения —при всей ее важности —является лишь одним из многих гражданских
прав. Прав, которые порой вступают между собой в противоречие. Наиболее
распространенный пример такой коллизии: противоречие между свободой и правом
на защиту личности и репутации от клеветы и злостных наговоров, правом на
объективный и беспристрастный суд. Скажем, в Англии эти права защищены законом
о неуважении к суду и законом о клевете.
Несколько лет назад к этим правам личности были добавлены еще два: на защиту
от расовой и национальной дискриминации (гарантированное Законом о расовых
отношениях) и право на изъятие по прошествии определенного времени из личного
досье записей о прошлых преступлениях (Закон о реабилитации). В случае
коллизии между свободой самовыражения и одним из перечисленных выше прав вопрос
решается в суде. При этом очень часто суд считает возможным ограничить
право на самовыражение. У меня, правда, нет уверенности, что подобные ограничения
могут быть названы цензурой...
Более спорным представляется вопрос о так называемых реликтах, относящихся
к временам зарождения цензуры. В частности, я имею в виду Закон о государственной
тайне, Закон об антиправительственной агитации и пропаганде и Закон
о богохульстве и непристойном поведении. Два первых закона явно представляют
собой развитие идеи о недопущении "высказываний, порочащих государственную
власть или наносящих ей вред”. В разных (но демократических) странах эти
законы применяются по-разному. Однако это различие касается не принципа, а
лишь степени их применения.
Мы знаем из опыта, что любые правители испытывают неодолимое желание расширять
свою власть беспредельно. Но тех, чья власть ограничена обычаем, законом
или соглашением, и тех, чья власть не ограничена или ограничена лишь незначительно,
разделяет четкая граница. В любой свободной стране применение
Закона о пропаганде определяется жестким критерием. Суд исходит из того, направлена
ли критика данного правительства, лидера или группы лидеров против
самой природы демократического строя или это просто критика конкретных лиц,
находящихся у этого строя на службе. Иначе обстоит дело с государственной
тайной. Засекречивание тех или иных областей государственной жизни оправдывается,
с одной стороны, сложностью технического оснащения современного управленческого
аппарата и соображениями государственной безопасности —с другой. В
демократических обществах ’’право” государства устанавливать степень секретности
никем не оспаривается. Но сфера применения этого права различна в разных
странах и, разумеется, может оспариваться. Отметим, что, по общему правилу,
страны Западной Европы строже относятся к соблюдению секретности, чем Северная
Америка и Австралия.
Так, Британское правительство, независимо от того, какая партия находилась
у власти, проявляло явное стремление все засекречивать на протяжении почти
всего двадцатого века.
Неудивительно, что многие британские политики и журналисты с завистью наблюдают
за тем, как американцы все более сужают сферу государственных секретов,
используя новый закон о свободе информации, гарантирующий открытость
государства. Американская свобода самовыражения, основанная на первой поправ­