Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

147
другие не могут владеть имуществом, аналогичным тому, которое принадлежит
мне, формула ”Я могу, если хочу” теряет смысл, ибо неизбежно найдется
множество людей, которые не смогут, даже если захотят. В итоге право собственности
не будет противоречить высшей идее свободы только в самоуправляемом
обществе, при таком социальном строе, где никто не может быть лишен права
владеть таким же имуществом, как и кто-то другой.
Обратимся теперь к проблеме конфискации имущества —возможность, которую
допускают почти все декларации прав человека. Вряд ли можно спорить, что конфискация
имущества государством противоречит высшей идее свободы, независимо
от размера компенсации за это имущество. Если государство может конфисковать
имущество, формула ”Я могу, если хочу” перестает работать. Понятно, что
цель такого ограничения свободы — скорректировать противоречие, состоящее в
том, что право собственности исключает для многих людей возможность владения
аналогичным имуществом.
Таким образом, получается, что конфискация имущества как-то способствует
справедливому распределению в обществе. Если, однако, трактовать право собственности
ограничительно, то в конфискации как средстве ’’выравнивания” не
будет необходимости. В этом случае конфискацию имущества можно заменить общим
управлением, что вполне согласуется с высшей идеей свободы.
Из сказанного следует, что право собственности — ахиллесова пята всех
свобод в современном обществе. Это право не будет противоречить высшей идее
свободы только в том случае, если толковать его в соответствии с идеей самоуправляемого
общества. Более того, лишь при подобной интерпретации права собственности
могут быть полностью реализованы все остальные свободы.
Известные доводы против придания свободам характера формальных норм как
раз и основаны на справедливом соображении о специфической природе права собственности.
Если такое право лишает других возможности владеть аналогичным
имуществом, то оно придает лишь видимость законности власти богатых, оптимальным
образом использующих свои привилегии, в то время как те, кто это право
исключает, аналогичными привилегиями пользоваться не могут. Самоуправляемое
общество уравняло бы возможности граждан в реализации свобод, не уничтожая
формального характера прав, что вполне согласуется с идеей свободы. В
этом случае и некоторые социальные права, требующие сейчас вмешательства государства
(например, страхование на случай болезни или потери трудоспособности),
можно было бы реализовать и без такого вмешательства. Если каждый человек
станет хозяином, то пособие по безработице (по крайней мере, в его теперешнем
виде) лишится смысла. Это пособие следовало бы тогда предоставлять
только тем, кто не хочет владеть собственностью или работать, каковое нежелание
тоже должно быть признано правом. Ведь право на владение собственностью
является правом только в том случае, если его можно описать формулой ”Я
могу, если хочу”, и никогда - формулой ”Я должен”, ибо последняя противоречит
высшей идее свободы.
Резюмируя сказанное, мы приходим к выводу, что только в самоуправляемом
обществе все права человека поддаются такой интерпретации, когда ни одно из
этих прав не противоречит высшей идее свободы, то есть естественному закону.
Правда, за одним исключением. Я имею в виду право, входящее во все декларации,
- право на образование.
Честно сказать, я не представляю, как можно устранить противоречие между
ним и высшей идеей свободы. Образование — право, но одновременно и обязанность,
хотя бы когда речь идет о начальном образовании. Право на труд, свобода
собраний и организаций, право собственности вообще не были бы правами,
если бы труд, участие в организациях и собраниях, владение имуществом были
обязательными.