Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

146
когда речь заходит о социально-экономических и культурных правах. Противоречие
это порождается всего одним, но зато фундаментальным политическим правом
— правом собственности.
Противоречие между правом собственности и высшей идеей свободы (естественным
законом) обычно не бросается в глаза. Однако в некоторых случаях оно становится
вопиющим. Скажем, Давид Ричи приводит в пример конституцию штата Канзас
1857 г. Эта конституция, с одной стороны, провозглашала, что ’’Все люди
по природе одинаково свободны и независимы”, а с другой - что ”Право рабовладельца
на раба». — такое же право и столь же нерушимо, сколь и право на
любую собственность”. С вполне оправданным сарказмом Ричи добавляет, что
’’для того, чтобы разрешить спор между Биллем о правах и седьмым пунктом этой
конституции, понадобилась гражданская война”.
Обратимся к менее очевидному случаю. Французская декларация прав человека
и гражданина (пункт XVII) гласит: ’’Право собственности свято и нерушимо; ни
один человек не может быть лишен собственности за исключением тех случаев,
когда этого требует общественная необходимость, установленная законом, и при
условии справедливой компенсации”. Всеобщая декларация формулирует право
собственности сходным образом. Однако возможность конфискации имущества сформулирована
здесь не как мера, направленная против личности, совершившей преступление,
а против целых социальных классов (слоев), ибо в противном случае
’’справедливая компенсация” лишается смысла.
Право собственности подразумевает одно исключение. Бели данное имущество
принадлежат мне, это исключает возможность того, чтобы этим имуществом пользовались
другие. Ясно, однако, что между ситуацией, когда другие не могут без
моего согласия пользоваться моим имуществом, и случаем, когда другие люди
(может быть, многие) не могут владеть таким же имуществом, что и я, есть
существенная разница. Если, например, у меня есть платье, дом или машина, то,
понятно, что другие не могут пользоваться этими вещами без моего согласия. Но
это не мешает этим ’’другим” иметь платье, дом или машину. Иное дело, когда
я владею заводом, который может действовать только при условии, что на нем
работают сотни рабочих. Ясно, что эти рабочие, уже хотя бы в силу специфических
взаимоотношений между работодателем и рабочим, не только не могут без
моего согласия распоряжаться моим заводом, но и вообще владеть каким-то заводом.
Если бы у них был свой завод, они не стали бы работать на моем, и мой
завод превратился бы в склад ненужного оборудования. Так исключается не только
право пользования чужим имуществом, но и сама возможность владеть аналогичным
имуществом.
Момент весьма существенный. Если интерпретировать право собственности
только как недопущение того, чтобы другие пользовались имуществом, которое
кому-то принадлежит, это не противоречит высшей идее свободы. Если же исключить
саму возможность того, что многие другие (целые классы) могут владеть
аналогичным имуществом, тогда право собственности будет этой идее противоречить.
Легко понять, почему так выходит. Как уже говорилось, все права можно описать
следующими формулами: ”Я могу, если хочу”, ”Я имею право (делать тото
и то-то), если мне нужно и если я хочу” и ”Я имею право (делать или
получать то-то и то-то), если мне нужно”. Ни одна из этих формул не применима
к праву собственности, если понимать это право как исключение возможности
того, чтобы другие могли владеть аналогичным имуществом.
В самом деле. Сразу же отбросим последние две формулы, ибо речь идет не о
том, в чем я нуждаюсь, а о том, что у меня есть. Остается рассмотреть лишь
первую формулу: ”Я могу, если хочу”. Если кто-то, кроме меня, может владеть
аналогичным имуществом, то формула ”Я могу, если хочу” сохраняет свою действенность.
Если же право собственности неизбежно создает ситуацию, когда