Ссылка на файл в формате pdf - Вторая литература

102
умным крестьянином. Он вам скажет, что да, конечно, житуха нелегкая, но и в
городе, что ж, бывал он у дочки, ничего там хорошего. Да, верно, ушел с работы
— и с плеч долой. Ну, а магазины, кошелки, очереди, а транспорт, нервы,
руготня, толкотня, а спешка, а шум, а воздух — не дай Господь! А что зять
пришел домой вечером, поел и лег, телевизор смотрит - так он и здесь, в деревне,
на свежем воздухе, в собственном доме, не в бетонном улье, те же самые
’’Семнадцать мгновений” те же четыре раза смотрел. Нет, не заманишь! И к
людям умственного труда нет у него никакого презрения, а напротив, любопытство
и даже порой уважение. Он сам, многое в жизни умеющий, ценит любое другое
умение, хоть и не всегда понимает его цели и смысл1. Ну, а насчет евреев...
даже как-то странно. Что ему евреи, когда он их видит, где с ними
соседствует? Какой у него может быть счет к евреям?.. Но вот тут-то как раз
все начинается. Какой счет? Не знает крестьянин? Ну, так сейчас ему объяснят...
Побеседуйте с сельским жителем любого района, но не ездите в поселок
Овсянка Красноярского края. И не потому, что поселок Овсянка — не вполне
сельская местность, а скорее пригород. Потому не ездите, что именно там, в
поселке Овсянка, живет народный писатель Виктор Астафьев. И наверное, его
окружают разные люди, но боюсь, что всем, и дурным, и хорошим, он уже все
давно объяснил. И хотя, по собственному его признанию, земляки книг его не
читают (их читают ненавистные ему горожане), но авторитету его писательскому
— поверить должны. Вот это и страшно!
4.
— А может, хватит, - скажет благородный читатель. —Надоело, сколько можно
об одном и том же? Все вы надоели, и те двое со своей перепиской, и ты в придачу.
— ’’Страшно, страшно!” — Ничего не страшно, разве что глупо. Тот умник
прицепился к усталому, больному, контуженному на войне старику, старик в ответ
болтанул чепуху, а ты теперь во всем этом копаешься, подводишь платформу
под каждое слово. Ну, какой здесь смысл, какая опасность, мало ли кто что
мелет... Разве Астафьев призывает к погрому? Требует организации штурмовых
отрядов? Или выставляет свою кандидатуру на пост генерального секретаря?..
Мед бы пить устами благородных читателей, а не тот сучок, что мы им предлагаем.
Но уж что имеем... Я отвечу так: конечно, призывает к погрому. Не к
убийствам пока, но выселений не избежать, а п о г р о м в к у л ь т у р е
провозглашен однозначно и без вариантов. Что же касается штурмовых отрядов,
то чего их требовать, они уже есть, и похоже, в очень немалом количестве. И
на пост генерального секретаря — тоже есть кого выдвигать, не Астафьева, но
уж лучше бы, может, Астафьева... Нет, старик не болтанул — проболтался. И
тогда в ответ, с другой стороны, надо, чтобы прозвучал хоть чей-нибудь голос,
пусть хоть мой, если больше никого не нашлось. Надо, чтобы было громко сказано,
что при всех моральных и литературных нюансах, при всех возможных оговорках-поправках,
ставить Астафьева и Эйдельмана на одну доску, объявлять их
соавторами — это просто трусость, это безнравственность, — если не хуже.
1 Я не знаю, усилит ли это мою позицию, по моим же выкладкам - не должно, но эти
строки я пишу не в московской квартире, а в собственном деревенском доме, завещанном
мне замечательной женщиной, Катериной Егоровной Федотовой, человеком
большого природного ума и удивительного благородства. С ней мы не раз обсуждали
все эти вопросы, и мнения наши почти всегда совпадали. Пользуюсь случаем почтить
ее память. (Нет, не усилит. Астафьев скажет: ”Ну вот, и в деревню пролезли,
теперь и оттуда выкуривать!..”) молодежь, конечно, бежит, ничего не скажешь.
Эти брошенные деревни — действительно страшное зрелище... Молодежь бежит
— но и правильно делает, слава Богу, понимает, что телевизор — еще не все.
Потому что любая деревня — дыра, и любой поселок тоже дыра, и любой маленький
город — тоска зеленая. Но уж это совершенно другой вопрос, здесь не история с
географией, здесь имперская геополитика... (’’Еврейская!” — немедленно вставит
Астафьев. Ну, пусть порезвится.)