Здесь - Вторая литература

от голода, антисанитарии, а больше всего, — от отсутствияухода, от отвержения. На самом деле, какоетут лечение, ведь для персонала в госпитале лежали«фашисты», «фрицы», этих можно было не то что невыхаживать, — даже ногою пнуть... В госпитале свирепствоваликожные гнойничковые инфекции — когдалюбая царапина или ранка от шприца вспухает гнойнойполосой и по телу идут отвратительные струпья ипрыщи; гнойничковая зараза унесла не меньше жизней,чем раны и тиф. По рассказам свидетелей, трупы внижнем белье, а то и без него, сваливали кучей на телегу,и глухой молчаливый возчик отвозил их за околицу,на лесной погост. Хоронили сами же немцы, извыздоравливающих и обслуги. С немецкой аккуратностьюобкладывали каждую могилу тесаным камнем,хотя ни имени на ней не разрешалось высечь, ни поставитькреста, только сверху, в изголовьи, мазали краскойреестровый номер.Тогда же кладбище обнесли сплошным тесовымзабором, а после ликвидации госпиталя и ворота зашилинапрочь — ни въехать, ни войти.Шли годы. Все это время, пока кладбище былоогорожено, могилы еще как-то сохранялись: подновлялисьномера, не разрушались земляные курганчики иобкладка. Могилы густо заросли травой, кожистымлистом брусники, уже то тут, то там поднялись новыесосенки и березки. Кладбище как бы сливалось слесом, растворялось в его беспредельности, входилов него.Я впервые побывал на немецком лесном погостелетом 1973 года, незадолго до своего ухода в ГУЛаг...Забор тогда еще стоял, хотя вывалившийся из него кусокприоткрыл кладбище взору. Каким-то жутковатымзапустением и несправедливостью пахнуло в лицо,когда я шагнул в этот пролом. Я еще не знал тогда,что такое арестантский лагерь, но это был он —ровные квадраты с номерами, так выглядит лагерный244