Здесь - Вторая литература

куда красноречивее самых пылких объяснений илиречей.Поэтому для человека моего склада и характерапервым и, пожалуй, самым мучительным испытаниемна Западе явилось полное смещение спектра этических,эстетических и политических критериев, принятых здесьв оценках людей, событий, ценностей. Оказывается,что в общем-то все можно и все дозволено. Можночерное назвать белым и — наоборот. Дозволено солгатьи убить, если это касается «палачей» или «угнетателей»,или «агентов империализма» (кстати, под последнююкатегорию легко подпадает и ваш покорныйслуга со товарищи, так что еще, как говорится, невечер), а кто из ближних считается таковым, в каждомслучае определяет сам идеологический субъект.Но не дай вам Бог, если вы попробуете, хотя быробко, указать на некоторое несоответствие подобнойдиалектики с элементарными принципами демократии,вас тут же обвинят в обскурантизме и скоренько зачислятв лагерь черной реакции, а это обойдется вам,прямо скажем, недешево: перед вами моментальнозахлопывается большинство дверей, вы незаметно длясебя оказываетесь в профессиональной и политическойизоляции. Тяжесть этого негласного террора испыталина себе почти все те, о ком в современной России говоряттолько с восхищением и благодарностью: Орвелл,Ионеско, Кестлер, Конквест, Марсель, Арон и многиемногиеих единомышленники.Скажу наперед: я не могу, не хочу и не намеренпринять политический плюрализм, который включаетв себя прошлых, нынешних или предстоящих заплечныхдел мастеров, создателей собственных ГУЛагов,какими бы благородными целями они ни руководствовались.Для меня слово «коммунизм» было и остаетсясинонимом слов: «реакция», «мракобесие», «фашизм».И это с моей стороны не публицистическая фигура,а ответственное обвинение, ибо на протяжении послед-38