Nikitin3

Теперь под кровлей обновленной
Стоит на острове нагом
Безмолвный прадедовский дом,
Цейхгауз старый. Тихи воды.
Где был Петра приют простой,
Купец усердною рукой
Один почтил былые годы —
Часовню выстроил, и в ней
Затеплил набожно елей.
Но город вырос. В изголовье
Он положил полей приволье,
Плечами горы придавил,
Болота камнями покрыл.
Одно пятно: в семье громадной
Высоко поднятых домов,
Как нищие в толпе нарядной,
Торчат избенки бедняков;
В дырявых шапках, с костылями,
Они ползут по крутизнам
И смотрят тусклыми очами
На богачей по сторонам;
Того и жди, — гроза подует,
И полетят они в овраг. . .
Таков домишко, где горюет
С женой и дочерью кулак:
На крыше старые заплаты,
Приют крикливых воробьев,
Карниз обрушиться готов;
Стена крива; забор дощатый
Подперт осиновым колом;
Двор тесный смотрит пустырем;
Растет трава вокруг крылечка;
Но са д .. . В сад после завернем;
Теперь мы в горенку войдем.
Она светла. Икона, печка,
С посудой шкап, сосновый стол,
Скамейка, красный стул без
спинки,
Комод пузатый под замком —
Все старина, за то соринки
Тут не заметишь ни на чем.
Хозяйка добрая, здорово!
Ты вечно с варежкой в руке,
И в этом белом колпаке,
И все молчишь! Порою слово
Промолвишь с дочерью родной,
И вновь разбитый голос твой
Умолкнет. Бедная Арина!
Повысушили до поры
Нужда да тяжкая кручина
Тебя, как травушку жары;
II
Поникла голова, что колос,
И поседел твой русый волос;
Одна незлобная душа
Осталась в горе хороша.
И ты, красавица, с работой
Сидишь в раздумьи под окном;
Одной привычною заботой
Всю жизнь вы заняты вдвоем. . .
Глядишь на улицу тоскливо,
Румянец на лице поблек,
И спицы движутся лениво,
Лениво вяжется чулок.
О чем тоска? откуда скука?
Коса, что черная смола,
Как белый воск рука бела. . .
Душа болит? неволя-мука? . .
Что делать! подожди, пока
Прогонит ветер облака.
«Ох, Саша! полно сокрушаться!
Вот ты закашляешь опять. . . —
Промолвила старушка-мать: —
Ну, в сад пошла бы прогуляться,
Вишь, вечер ч удо!» —
«Все равно!
И тут не дурно: вот в окно
Свет божий виден — и довольно!» —
«Глядеть-то на тебя мне больно!
Бледна, вот точно полотно. . .»
И мать качала головою
И с Саши не сводила глаз.
«Поди ты! сокрушает нас
Старик! над дочерью родною
Смеется. . . Чем бы Fie жених
Столяр-сосед? Умен и тих.
Три раза сваха приходила,
Уж как ведь старика просила!
Один ответ: на-днях приди. . .
Подумать надо. . . погоди. . .
Ты вот что, Саша: попытайся,
С отцом сама поговори,
Чуть будет весел». —
«Дожидайся!
Я думаю, в ногах умри, —
Откажет. . .»
Мать не отвечала,
Поникнув грустно головой.
«Чуть будет весел. . . Боже мой!
За что же я-то потеряла
Веселье? Ведь к чужим придешь,
Там свет иной, там отдохнешь;