Nikitin3

видеть за два года прежде, когда отдал свою
рукопись издателю 3, — и вот неизвестный сотрудник
«Современника» становится в трагическую
позу и дает бедному автору-мещанину
заочно публичную пощечину, называя его бездарным
существом, хотя, заметим в скобках,
тот же «Современник» удостоил не так давно
перед этим помещения на своих страницах
одного из стихотворений бездарного существа
без его просьбы и ведома 4. Г. рецензент так
силится доказать взятую тему, как будто от ее
решения зависит его собственное быть иль не
быть. Он называет автора подражателем всех
бывших, настоящих и чуть-чуть не будущих
поэтов. Шутка — очень остроумная, но, ведь,
в авторе, как бы он ни был глуп, предполагается
какое-нибудь самолюбие. Не всякий же
стихокропатель для него — образец, идол, поставленный
им на пьедестал. Г. рецензент говорит,
что автор не видит окружающего его мира,
сомневается даже, есть ли у него сердце, иначе,
дескать, оно сочувствовало бы окружающему
миру, а это сочувствие вызвало бы наружу
нечто новое, неведомое г. рецензенту. Но, вопервых,
он позабыл известную фразу: ничто не
ново под луною. Люди на всякой общественной
ступени — все те же люди: Та же в них светлая
сторона в формах, может быть, более грубых, и
та же мерзость, совершенно не новая. Во-вторых,
почему не сделали и не делают доселе
подобного упрека другим писателям, ну, хоть,
например, ?Куковскому, который почти во всю
жизнь ездил на чертях и ведьмах, оставляя
в стороне окружающий его мир? В-третьих,
всеобъемлющий г. рецензент упустил^ из виду
примирение автора с горькою действительностью:
оно совершается не так скоро. Не вдруг
колодник запоет о своих цепях: физическая
боль, мрак и сырой воздух тюрьмы остановят
до известного времени поэтическое настроение.
Воображение бедняка поневоле перенесется за
крепкие стены и нарисует картины иного, светлого
быта. Попробовал бы г. рецензент пройти
по уши в грязи по той самой дороге, по которой
идет автор-мещанин, я послушал бы тогда,
как он воспел эту грязь и скоро ли взялся за
пенье! Наконец, где и у кого всякое отдельное
стихотворение безукоризненно? На требование
такого исключения способна одна редакция
«Современника», по мнению которой Пушкин
много сделал для стиха и мало для поэзии.
Взгляд— мировой, быстро умеющий замечать
темные стороны у всех и всюду. Поневоле
вспомнится басня Крылова: Свинья на барский
двор и проч. . . Конечно, в настоящее время
я сознаю смешную сторону моего заоблачного
полета, но он был естествен, он был неизбежен,
покуда не явилось это сознание. Не весело погружаться
ежедневно в зловонный омут; надобно
привыкнуть к его зловонию. Другое дело,
если бы вся тина со дна этого омута была поднята
и не оказалось в ней ни одной песчинки,
пригодной к массе общего труда в искусстве,
ну, тогда можно бы смело давать пощечины
трудолюбивому гряземесителю, но решение
этого вопроса в будущем, о чем тоже не успел
подумать всеобъемлющий г. рецензент. Вот все,
что я могу кратко сказать в оправдание недавнего
высокого строя своей мещанской лиры и
неумышленного подражания некоторым из наших
поэтов, из которых каждый, в свою очередь,
испытал это на себе более, или менее. Вы
скажете: для чего я пишу об этом именно Вам?
Да кому же, боже мой! Вы — редактор прекрасного
журнала. Вы имеете голос, Вы —
образованный человек, Воронеж — не Петербург,
не говорить же мне о подобных вещах
с моим дворником. Впрочем, простите, чго
я отнял у Вас минуту или две на чтение вылившихся
из души строк. Я мог бы сказать
здесь многое: стихотворцы, кто бы они ни
были, даже мещане, не до такой степени глупы,
как иногда о них думают всеобъемлющие рецензенты,
но я не смею отнимать у Вас времени.
Еще раз покорнейше прошу извинить
меня за невольное многословие.
При этом имею честь представить Вам несколько
стихотворений, которым, если Вы по
своей снисходительности их одобрите, дозвольте
занять хотя скромное место на страницах
Вашего журнала. Жаль, если цензура
не пропустит «Пахаря»! 5 Я, как умел, смягчил
истину; не так бы нужно писать, но лучше написать
что-нибудь, нежели ничего, о нашем
бедном пахаре.
С чувством глубочайшего уважения и совершеннейшей
преданности имею честь быть.
Милостивый Государь, Вашим покорнейшим
слугою
Иван Никитин.
1856 г., 20 авг. Воронеж
14. Е. А. Л Л О Т Л Л Л О Е О Й
Милостивая Государыня,
Авдотья Александровна.
Наконец-то Вы удостоили меня нескольких
собственноручных строк! Ваше письмо поступ
и л о в особый ящик и будет храниться вместе